Головоломка

Когда Люку Шардона привезли после осмотра в палату, переложили на кровать и пристегнули ремнями, Санди Клеор по-прежнему была там. Она выглядела усталой, но глаза горели от возбуждения.

– Ненавижу обследования, – признался Люка, как только санитар вышел за дверь. – Они все время что-то со мной делают. Орут в уши, вкалывают всякую дрянь, короче, обращаются как с вещью. Наверное, не понимают, что с человеком – с любым человеком! – нельзя вести себя жестоко!

Он посмотрел на часы, перевел взгляд на окно. За стеклом шел снег.

– Надо же, как метет… Трудновато будет вернуться домой, да, доктор? Вы тоже рискуете застрять здесь.

– Я никуда не тороплюсь.

– Будете описывать интересный «случай»? Вас интересует мой мозг?

– Не стану утверждать обратное.

Она что-то писала в маленьком блокноте, хотя диктофон продолжал работать.

– Делаете заметки? – спросил Люка.

– Психиатрические штучки… ключевые слова. Продолжайте, прошу вас. Думаю, история подходит к концу?

– Да, развязка близка. Я считаю, что самое интересное всегда следует приберегать для финала. Последний элемент головоломки.

Пациент выдержал паузу, пытаясь уловить реакцию врача, потом продолжил.

– Вы блестящий специалист, но вылечить меня не сумели, – укорил он Санди. – Закармливали лекарствами, применяли электрошок. Не попытайся я удавиться на прутьях кровати, так и гнил бы в палате со звуконепроницаемыми стенами – как бедняжка Сесиль и девяносто пять процентов пациентов вашей гребаной клиники.

– Вид у вас более здоровый, но вы едва не погибли. Не стоит забывать, как вам повезло.

– Я все помню.

Люка на мгновение прикрыл глаза.

– Ладно… Пожалуй, нам пора вернуться в «Сван-сонг». Это название похоже на английское – «Сван’с сонг»… Как это, по-вашему, переводится? Когда-то давно я вроде бы знал, но вспомнить не могу. Ну же, док, скажите мне.

Она взглянула на свое отражение в оконном стекле и проговорила бесцветным голосом:

– «Лебединая песня». «Сван-сонг» означает «Лебединая песня»…

53

День третий

Свет возвращался медленно, неохотно, отказываясь прогревать толстенные, покрытые плесенью стены, не желая бороться с непогодой и привносить в жизнь яркие краски.

Илан лежал, свернувшись клубком, он промерз до костей и окончательно лишился сил. После очередной кошмарной ночи организм просто отказывался функционировать.

Он не переставал терзать себя вопросами. Почему убийца с отверткой не устранил его? Почему решил поиграть с ним, вместо того чтобы убить, как Моки и Лепренса?

Нужно выбираться из этого кошмара. Перелезть через ограду и идти в горы. Это вопрос его психического выживания. Еще два дня в клинике, и он окончательно поедет мозгами – или сдохнет. Он думал о похожей на скелет женщине, запертой на четвертом этаже, в палате со стенами, исписанными словом «Жакоб». Не может быть и речи о том, чтобы оставить ее гнить в проклятой клинике и сбежать, не получив ответов.