Головокружение

Пять дней… Я думаю, нет, я уверен, что послезавтра Франсуазе сделают операцию по трансплантации в Гренобле на высокотехнологичной аппаратуре. И рядом с ней будут лучшие специалисты. Химиотерапия и лучевая терапия разрушили ее костный мозг, и теперь она совсем беззащитна. Сейчас ее донор, ее спаситель, тоже должен быть в клинике. Если все пройдет хорошо, то через три-четыре недели после пересадки Франсуаза снова оживет, снова сможет бегать и есть фисташковое мороженое. Я привезу ей мороженое «Хаген-Дас», целый Эверест мороженого. И мы уедем далеко-далеко, подальше отсюда, все втроем, с Клэр. У Клэр все хорошо, я знаю.

Зажав в руке, как нож, острый камень, я снова медленно улегся, стараясь на сей раз не задремать. Но это было так трудно… В глазах все плыло, зрачки утратили способность адаптироваться, передо мной плясали какие-то бесформенные предметы. Я вполголоса проговаривал свой список покоренных вершин по континентам:

– Африка: Килиманджаро, Кения, Рувензори. Азия: Эверест, К2, Канчен… Канченджанга. Антарктика: Винсон, Эребус…

И опять все сначала.

Прошло довольно много времени, и тут в мозгу вдруг вспыхнул сигнал.

Внизу, вдоль стены, зацокали когти.

Дикий зверь захотел пить.

27

Обстоятельства повернулись против нас, и поэтому у нас нет причин жаловаться. Нужно склониться перед волей Провидения и с решимостью делать до конца то, что в наших силах…

Если бы мы остались в живых, то какую бы я поведал историю о твердости, выносливости и отваге своих товарищей… Мои неровные строки и наши мертвые тела должны передать эту историю.

Роберт Фолкон Скотт. Послание обществу. Написано незадолго до смерти в Антарктике, 29 февраля 1912 года

Из носа у меня капало, и я все время вытирал его рукавом грязного пуховика. Вжавшись в камень и затаив дыхание, я подполз к кромке карниза. Желтое пятно света от рефлектора размывалось и темнело по краям.

Тот-в-кого-превратился-Пок неподвижно застыл на границе света, прижавшись брюхом к земле. На задней правой лапе я различил темное влажное пятно. Сомнений не было, это рана. Должно быть, он зализывал ее, пока не выдрал всю шерсть. Хвост у него распушился и поднялся вертикально вверх. Сверху пес, с его треугольным черепом и мощной, напряженной мускулатурой, кажется совершенной боевой машиной.

Сжав зубы, я приподнялся и осторожно оторвал от земли звенья цепи, чтобы они не звякнули. Однако, видимо, какой-то слабый звук я все-таки пропустил. Пок резко повернул голову к скале, как раз подо мной, у самой стены. Я замер и боялся выдохнуть, сдерживая слезы. Теперь я видел его складчатые губы, все в крови, и окровавленные клыки.

Следующий миг тянулся бесконечно. Мы словно соревновались в неподвижности. Наконец зверь отказался от борьбы и пошел в направлении лужицы. Лапы, скованные недоверием, двигались медленно. Я молился, чтобы Мишель ничего не предпринял, чтобы Фарид не закашлялся, чтобы не заурчал мой желудок, а рыдания не вырвались наружу. Это была наша последняя попытка. Без газа, чтобы согреть воду, после такого потрясения, когда силы на исходе, мы умрем раньше этого сытого зверя.

По лужице одна за другой побежали маленькие волны, угасая у противоположного берега. Тот-в-кого-превратился-Пок лакал, наклонив морду в направлении входа в палатку. Он был хитер. Я знал, что глазами он водил направо-налево, задняя часть его тела выгнулась, а передняя припала к земле, как у старого, опытного волка. Малейший звук – и он убежит. Я еще больше согнулся и подтянул колени к подбородку, готовясь броситься вперед, как ныряльщик в бассейне. Наверняка будет больно, наверняка я поранюсь, но выбора нет.

Зверь напился и начал отходить, недоверчиво приседая на лапах. Потом, цокая когтями, Тот-в-кого-превратился-Пок повернул обратно в галерею, к своей кровавой трапезе.

Теперь наша судьба зависела от синхронности, от встречи в пространстве двух движущихся точек. Я в последний раз глубоко вдохнул. Сейчас или никогда. И когда он поравнялся со мной, я ринулся вниз.