Читаем Головатый (материал для истории Малороссии) полностью

Головатый (материал для истории Малороссии)

Остроумные воспоминания классика украинской литературы Григория Квитки-Основьяненко о запорожском казачьем полковнике Антоне Головатом, который выхлопотал у Екатерины Второй разрешение для запорожских казаков переселиться на Тамань и сочинил об этом песни.

Автор Неизвестeн

Биографии и Мемуары18+

Григорий Фёдорович Квитка-Основьяненко

<p>ГОЛОВАТЫЙ</p>

(МАТЕРИАЛ ДЛЯ ИСТОРИИ МАЛОРОССИИ)

В 1 книжке «Очерков России», издаваемых Вадимом Пассеком*[1], в выписках и замечаниях «VII. Песня черноморцев» написано: «Когда императрице Екатерине II, после многих своевольств запорожских казаков, угодно было уничтожить главный притон их, Сечу, в это время загрустила малороссийская вольница, жалела о заселении нынешнего Новороссийского края и в песне так взывала уже к покойному князю Григорию Александровичу Потёмкину:

Та встань, батьку, великий гетьмане!

Милостивий наш вельможний пане!

Та встань, Грицьку, промов за нас слово,

Попроси цариці, — буде все нам готово.

Дасть грамоту на вічность нам жити,

Ми їй будемо вірнійше служити.

И, когда, вместо Приднепровья, дали им для житья Тамань или Черноморие с разными льготами, то обрадованные казаки разгулялись и запели:

Ой годі нам журитися,

Пора перестати!

Заслужили у цариці

За службу заплати... и проч.

Всё это несколько не так, а вот как было дело. Начинаю по обычаю.

Был всемирный потоп. Потом было то, было сё... было другое... создалося Государство Российское... время текло... события следовали одни за другими... происходило опять то и сё... по временам ни сё ни то... составилась Запорожская Сечь... проказничала... уничтожена... (по краткости времени и места, не выписываю подробно всех сказанных происшествий, а смотри всевозможные истории, томы... страницы... как водится) и после того ещё время текло... события следовали одни за другими... как вдруг... 1787 года, декабря... дня, а которого — «за давно минувшим временем припомнить и утвердить не могу, при сильном морозе жестокий ветер бушевал и разметывал всё повсюду, как молодой мот, получивший богатое наследство; снег кучами сыпался на всё, словно как счастье на глупцов; вьюга, мятель, кутерьма, — света божьего видеть, предметов различить и ничего рассмотреть не можно было, так же точно, как в сочинениях г-на... а также и г-д...»

Во время этой мятели я был мальчик, проживший сверх десяти лет несколько дней. Мы жили в деревне. Родители, рассудив, что хотя и близко живём от губернского города и гости частые бывали у нас, но в такую ужасную погоду кто бы захотел приехать, — приказали все входы дома запереть, оставя для сообщения с службами домашний выход.

Надобно сказать, что мать моя ещё в детстве напугана была рассказами о проказах отличавшегося тогда знаменитого Гаркуши* и других гайдамак и «харцызов-запорожцев». Няни её, собрав сведения из верных источников, пересказывали со всею подробностью, какой разбойник и когда, при мятели или ненастьи, всегда под вечер, являлся к помещику в виде господина или бедного странника, просил убежища на ночь и тут, на свободе, убивал всех домашних, и забирал всё, найденное им. Потому-то уже и после появление человека необыкновенного вида и при необыкновенном случае пугало мать мою до чрезвычайности, а за нею и мы, наслушавшись «деяний минувших дней», трусили препорядочно и так же в каждом приходящем человеке, немного от обыкновенного отличном, полагали видеть разбойника, предваряющего прибытие самого атамана.

Мать моя — в тогдашней молодости — в обществе родных езжала верхом, имела своё маленькое ружьецо, стреляла из него ловко и нередко застреливала птиц на лету удачнее, чем отец мой и братья её, большие охотники и ловкие стрелки. Она была брюнетка. В эту зиму гостила у ней сестра её, имевшая светлые волосы. Эти подробности необходимы... И даже к объяснению составления песен вышенаписанных? — Да.

В этот день, числа которого не помню и в который была ужасная описанная мятель, отец мой был нездоров и лежал в спальне на софе; мать моя с сестрою своею что-то вышивали в пяльцах и говорили о чём-то между собою, наверное о шалостях бывших запорожцев-разбойников и других гайдамаках, всегда действовавших при подобной мятели, которая тогда свирепствовала и так же под вечер, который тогда наступал. Мы — дети — сидели тут же: старшие из нас твердили из французской «пеплиеровой» грамматики урок к завтрашнему приезду учителя, а мы, меньшие, слушали рассказы о бывших ужасах. И у рассказывающих, и слушающих воображение было настроено... как вдруг в соседней комнате, где был оставлен один свободный вход, слышим вошедших людей, не домашних...

— Гриша, посмотри, кто там?

Я, Гриша, вышел... взглянул... Уф!.. господи, что это такое?! Но, рассмотревши, увидел, что хотя это и человек, но человек страшный!.. Он был лицом смугл, роста небольшого, весь в волках (большой волчьей шубе), на голове ужасная мохнатая шапка с длинными, висячими и также мохнатыми ушами, и всё это усыпано сверху до низа клоками снега, — скорее можно было принять его за движущуюся снеговую гору!.. За ним мальчик в подобном же виде... Когда я стал против него и с любопытством (лучше признаться, с большим страхом) рассматривал его, он вскрикнул:

— Чи дома куринный батько?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии