Голован

А вот пудрению мозгов тутошнему шаману следовало б подучиться. Вот хотя бы у господина Шоймара. Тот травит баланду гораздо убедительнее. И дело даже не в языковом барьере. Язык танца, он интернационален, так что артикуляция играет роль чисто вспомогательную. Все должно быть ясно-понятно исключительно из видовых эффектов. На диких людей леса это должно, по идее, производить огромное впечатление.

Мне, как и прочим, безо всякого перевода с марайя ясно, чего хочет тутошний колдун. Что тут может быть непонятного в его плавной, под там-там, жестикуляции? Раскрашенный господин жаждет заполучить утерянного им в лесу ребенка. Но звучит, в смысле, демонстрируется, неубедительно.

Ну, допустим, мальчишку бросил в сельве и правда он. Это косвенно подтверждается некой похожестью рисунка на телах. Одна рука данные красочные линии наносила, и рука мастера, тут не придерешься. Но вот как-то непонятно из пляски, зачем все же этого ребятенка вообще в лес повели да бросили? Ну и, само собой, для чего мальчик потребен обратно? Оно, если разобраться, дело, конечно, не наше. Мы тут в чужом монастыре, и настраивать против себя племя неизвестной численности не стоит. Да и пацан этот нам, что пятое колесо в телеге. Если подумать, то Жуж Шоймар может вернуть подкидыша в качестве акта доброй воли. Что ему, в самом деле, до судьбы ребенка? Я вот несколько беспокоюсь, но я натура слабая, у меня самого детишки дома, так что бесстрастность проявить не могу. Шоймар — другое дело. Я смотрю на начальника отряда. Что он предпримет?

— Да ну! — хмыкает Шоймар. — Мы, значит, им ребятню, а они нам… Ну-ка, господин Ирнац, спросите у этого размалеванного парламентера, для чего им пацанчик-то?

Дьюка Ирнац, в свою очередь, ухмыляется. Он парень рисковый, к тому же ему, видимо, просто нравится торговаться. Но танцам местных он все же не обучен, да и не снизойдет никогда до виляния попкой. А с языком конкретно этого племени он не слишком в дружбе. Так что наш проводник привлекает к делу одного из марайя по имени Уммба. Вот по такой цепочке и передается послание колдуну.

Шаман каким-то из диалектов марайя владеет, но, как все уже ведают, артикуляция — не его прерогатива. Он выполняет новый танец-импровизацию. Вообще-то все всем понятно, но Дьюка Ирнац уже взял на себя миссию переводчика и потому оглашает:

— За пацанчика, шеф, они дадут две больших корзины фруктов и десять больших жареных пауков, внутренние соки которых, как я понял, жутко повышает мужскую потенцию. На чем будем проверять? — добавляет Ирнац от себя и скалится. Ему явно весело.

— Ну, что они дадут, мне понятно, — цедит Шоймар. — Но для чего им мальчик?

— Верный вопрос, — выдает коммент Ирнац и снова задействует марайя-полиглота Уммбу. — Шеф, это крашеное чучело говорит, что, конечно, по всем законам леса, кто нашел предмет, тот его и забирает. Только зачем нам, мудрым людям Белых Волос Головы, этот мальчик? Толку в нем мало, потому что в нем мало мяса, никакой груз он не донесет, и вообще нам с ним сплошное мучение. К тому же мясо его отравлено, и очень скоро мальчик умрет от болезни. Если не хотим заболеть сами — ибо когда Лесной Бог сердит, болеют все, — то лучше согласиться на обмен.

— А ничего повкуснее пауков у них нет? — спрашивает Жуж Шоймар, и Ирнац уже собирается давать пояснялку переводчику, когда профессор добавляет: — Э-э, стоп! Это я так, пошутил малость. Не переводите.

— Молчу, — кивает Дьюка. Ему донельзя весело. — Но я бы, профессор Шоймар, не брал у этого милого карикатурщика вообще никакой пищи. Ребеночек у них больной, лес у него сердится. Один Мировой Свет знает, что они подмешают в эту пищу? Не хватало еще заполучить в желудок по паре пиявок-моки.

— Это вы правильно сообразили, Дьюка, — в свою очередь кивает Шоймар. Вот он-то как раз совершенно не улыбается, ибо знает, что вождю людей Белых Волос Головы следует сохранять надменность в любой ситуации. — Повторите вопрос: зачем им мальчуган? Нам он ни на какой массаракш непотребен, но интересно все ж. Неспроста тут что-то, как мне думается.

— Двенадцать пауков, если я не просчитался, — говорит Ирнац.

— А еще, Дьюка, спросите его, чей же это малец и кто его родители? — важно кивает Шоймар. — Может, сын какого-нибудь вождя? Это, пожалуй, не переводите.

— Пусть только не гневаются люди Белых Волос, но этого ребятенка я сам (в смысле, это чучело) купил себе давным-давно, а теперь немножко потерял (также он показывает, правильно?).

— Надо же! — поднимает бровь Шоймар. — Это его собственное имущество, а он только сейчас вспомнил. А спросите его, любезный Дьюка, разве в уважаемом племени… как их там, не знаете?… больше нет детишек? Чего это они столько вкуснейших насекомых именно за этого отстегивают?