А вот я лично не успел понять ничего. Ну вот ничегошеньки! Смутно помню, что проснулся от крика. Дикого такого, предсмертного, похожего на хрипение. Теперь, глядя, как Маргит Йо замеряет расстояние между деревьями (семь метров с лишкой), среди которых пейзажист Муго видел
Быть может, на крик у меня просто профессиональная реакция. Все же в самом начале Большой Атомной Мясорубки я целый месяц подменял полевого санитара. Короче, я проснулся, а вокруг все уже летело вверх тормашками. Люди действовали по-разному, часто диаметрально противоположно. Кто-то вскочил, кто-то, наоборот, скрючился на земле. Некоторые палили куда ни попадя. Весьма может быть, что в таком раскладе самым лучшим и было «лежать и не высовываться». Поливали ведь, в том числе и из автоматов, деревья и лианы вокруг. Кстати, одну такую лиану в темноте пытались изрубить в хлам; кто-то подспудно уже додумался до гигантской змеи. Стрельба была делом правильным, хотя и опасным. Обычных хищников, не привычных к пороховому оружию, близкие очереди и пламя должно пугать до жути. Конечно, удивительно, что в наступившем кавардаке люди умудрились не переколошматить друг друга. Повезло.
В общем, хаос — есть хаос. Каждую секунду происходило столько событий, сколько в обычном нашем переходе не происходит за день. Кто-то уже задействовал прожектор, но когда я открыл глаза, он бил почти вертикально вверх: что-то опрокинуло стойку. Затем фонарь перевернулся еще раз и погас. Риши Элеме, находящийся рядом с треногой, утверждал, что он ни при чем, — источник света кто-то или что-то свалило и, видимо, пыталось погасить вовсе. В полутьме повалилась пара маленьких палаток. Позже, кроме убитых и пропавших, выявились раненые. Что интересно, не имеющие жестких запчастей палатки априори не могли никого травмировать, и все же травмированные имелись. Так, у одного носильщика из марайя нога оказалась перебита, будто на нее упала рельса. Правда, туземец ночевал вне палатки, но, разумеется, как предположил Каан, упавшее дерево вполне могло сделать с ногой что угодно. Вот только поваленных деревьев поблизости не обнаружилось. Рубленые и простреленные лианы были, а вот деревьев все-таки не имелось. А ведь должны были быть. Все трое убитых местных, вообще-то говоря, оказались или раздавлены, или имели признаки жутких ударов, сходных по последствиям с падением с большой высоты. То есть что-то их подняло и с силой бросило.
А тогда, во всеобщей сумятице, я тоже умудрился достать из кобура «меньхерт». Но все же, когда достал, сообразил, что стрелять покуда некуда. Хаос все не прекращался, хотя короткий период разрушений миновал. Затем, когда последние бессмысленные выстрелы смолкли и прорезался голос военного руководителя отряда, надсадно требующего прекратить огонь, я услышал странное, даже, пожалуй, страшное карканье. Благо, на эти звуки никто не выстрелил, ибо они исходили из самого нашего лагеря. Попозже разобрались, что каркал, причем очень громко и совсем не по-человечески, подобранный нами ребенок. Может, в том племени, из которого он родом, таким образом принято выражать страх? Дело, как минимум, темное.
Я испытываю муки совести. Атавистический пережиток далеких доатомных времен. Пожалуй, Большая Война давно должна вычистить остатки всех этих кунсткамерных напыщенностей. Во времена, когда лишь одна бомба обращает в столб дыма сразу сто тысяч человек, существа, сильно переживающие всего лишь из-за одного живого объекта, обязаны давным-давно сойти с катушек от перегруза нервной системы. Наверное, мне это еще только предстоит. Тем более, мой атавизм еще атавистичнее, чем можно себе представить. Он совершенно из кайнозоя. Ведь я переживаю вообще не за родственника и даже не за человека. Я исхожу муками совести из-за какого-то голована. Пожалуй, я сумасшедший. Это собаковидное даже не моя личная собственность. Армейское животное, стандартное. Ну или почти стандартное. Ведь Мадисло как распорядился? Подобрать не самое молодое из имеющихся, но здоровое и… смелое. Кажется, так он выразился, или близко к тому. Вот я и выбрал. А теперь весь в муках. Ладно, что там мои душевные муки по сравнению…