Голос зовущего

— Говоришь, как дитя неразумное. У взрослого человека всегда найдутся враги. Возьми того же Зирдзыня, мало ли он тебе всяких пакостей делал? Или, скажем, Говстынь, да он всегда готов над тобой потешаться. А Лиелманис? Неужто и на Лиелманиса зубы не точишь? Лично мне он кажется грязной свиньей, дураком набитым, к тому же мошенник и взяточник, каких свет не видел. Уж по нему-то, по Лиелманису, давно могила плачет!

— А знаешь, — сказал человек, — тут я с тобой, пожалуй, согласен. И среди жандармов есть светлые головы!

— Вот видишь! Я вечерами, валяясь на диване, дожидаясь, пока жена картошку с салом поджарит, и так и сяк прикидывал, как бы убрать этого Лиелманиса. Ведет он, каналья, себя безупречно, никак не подкопаешься, дурного слова о царе не скажет, службу несет прилежно, начальство почитает, хитрая бестия, но ты-то знаешь, каков он на самом деле…

— Да, Лиелманис у меня давно в печенках сидит, — в раздумье заметил его собеседник.

— Вот и убей Лиелманиса!

— Нет, нет, тут я пас.

— Ну а если с ведома и одобрения жандармов? Согласился бы, а? Положение твое, насколько мне известно, не ахти какое, заодно, глядишь, и подработал бы. Мы бы раскошелились рубликов на триста. Ну как?

— Кхм?

И однажды темной ночью тот человек убил Лиелманиса, и у жандармов начался переполох. Они-де и не думали подстрекать, просто хотели узнать, какого образа мыслей держится человек, им-де в голову не могло прийти, что этот простак осмелится поднять руку на Лиелманиса!

Вот, мой милый, как работают жандармы. Сами раздуют пожар, сами и тушат. И к таким-то людям вы просились под следствие! Нет, сначала научитесь отличать истинных друзей от ложных. Я вам желаю только добра, но и у меня есть начальство. Чтобы спасти вас, я должен знать правду. Кто помог вам достать фальшивый паспорт? Доверьтесь мне полностью, и уж тогда мы с вами на пару попытаемся пустить пыль в глаза жандармам. Скажите, где ваш чемодан, и я пошлю туда доверенного человека, никто и не узнает, что в нем. Мы свое слово держим, не то что жандармы. Но, повторяю, я должен знать все, иначе не смогу вас выручить. Ну?

— Очень тронут вашей откровенностью и заботой обо мне, — со всей серьезностью ответил Карлсон. — Но паспорт в самом деле настоящий. Можете проверить в волостной управе. А чемодана у меня нет, белье, что было при мне, осталось у прачки.

— Ну, так бы и показали на допросах! Нечего сочинять каждый раз новое, забивать моим парням головы. Вот что получается, когда вы, молодые, неопытные агитаторы, попадаете в руки бывалых полицейских, они вас видят насквозь!

— Вы совершенно правы, господин пристав, — с готовностью согласился Карлсон. — Я еще молодой и неопытный агитатор.

— Ничего не скрывайте, это в ваших же интересах! У вас времени остается совсем мало, — предупредил Грегус. — Завтра предстанете перед военным судом, а может статься, мне будет велено расстрелять вас сегодня же ночью. Судебное разбирательство — пустая формальность. Если начальство прикажет, а вы будете запираться, тогда при всем желании не смогу помочь.

— Будь что будет, — вконец подавленный и расстроенный от всего услышанного молвил Карлсон. — Но завтра мне бы хотелось еще раз переговорить с вами, посоветоваться. Я должен все как следует обдумать, я верю, господин пристав, что вы от души мне хотите помочь.

— Только в камере никому ни слова о нашем разговоре, — предупредил Грегус, — всех я спасти не смогу! Подождите меня здесь! — И пристав прошел в комнату для допросов.

За приоткрытой дверью блеснул самовар, зарумянились полицейские рожи.

До Карлсона долетали обрывки разговора.

— Считаю целесообразным отложить до завтра, — говорил Грегус.

— Притворяется он, — проорал Михеев.

— Увести арестованного! — приказал городовому Грегус, на прощание доверительно подмигнув Карлсону.

— Сегодня же ночью в исповедальню его, в исповедальню, — гремел Михеев, пока Карлсон в сопровождении городового проходил через комнату, — все нам выложишь, болтатор, горлатор, аллигатор!

Пятак тем временем рассказывал анекдот.

— Один латыш — всем хорош и примерный работник. Два латыша — пошли честить правительство. А сойдутся трое латышей, тут мы знаем, о чем они толкуют, потому что один из троих непременно будет нашим человеком!

Карлсона вывели в коридор, дальнейшего он не расслышал, но ему вдогонку несся нахрапистый гогот, — смеялись над анекдотом там, в комнате для допросов, и Карлсон ощутил, как в душе разливалось злорадство. Оловянный твой глаз, костяная нога, теперь ты меня не догонишь! Он был уверен, Грегус заглотил наживку.

V

О чем думали противники во время беседы? Какой подтекст звучал в вопросах и ответах? Какие подспудные мысли помогали или же, напротив, служили помехой?

Как держал себя Грегус? Как вел себя Карлсон?

Руки Карлсона лежали на коленях, неподвижно лежали на коленях в продолжение всего разговора, не дрожали, не потели, ногти опрятные, коротко остриженные.