Голос Лема

И тут, сидя рядом с Шумой, которая снова сменила канал и теперь смотрела середину «Чужого», я вспомнил, что в начале нашего знакомства она рассказывала мне, как разные специалисты учили ее языку.

— Только представь себе, — говорила она, и в ее глазах вспыхивали огоньки. — Продолговатое лицо, запавшие веки, меланхоличный взгляд, узкие бледные губы… и он корчит какую-то физиономию. Сжимает губы, двигает их уголками и так многозначительно при этом смотрит… Я думала, с ним что-то случилось, может удар, хотя тогда, конечно, я такого слова не знала. И что оказалось? Он мне радость показывал! Улыбку и веселье!

Радость, любовь, добро — о том, чтобы научить ее эти понятиям, позаботились другие. Горе, ненависть, зло — этому ее научила жизнь.

Сидя на диване рядом с Шумой, глядя, как от Чужого в панике убегает экипаж «Ностромо», и воспроизводя в памяти сцену, в которой Шума подшучивает над учителем, я вдруг затосковал по свободе и доверию, когда-то бывшему между нами. После покушения в поведении Шумы чувствовались холод и отстраненность.

Думаю, она начала догадываться.

— Она утверждает, что не знает больше ничего сверх того, что уже рассказала, — сообщил Джон Барроу во время нашей первой встречи. — Я ей верю, но тем более боюсь того, чего она не осознает.

— Не понимаю.

Барроу потянулся к чашке с кофе, но передумал и снова поставил ее, не сделав глотка.

— Я долго над этим думал, собственно и сейчас думаю, просто не могу перестать… В один прекрасный день на Землю садится космический корабль, внутри — рожающая женщина… Что-то это должно значить. Просто должно. Я проанализировал все варианты, почти рассчитывал вероятности… знаю, невозможно… но я… Впрочем, неважно, — он махнул рукой. — Важно, что я уверен — рано или поздно что-то… что-то случится, не знаю… в ней пробудится нечто чуждое, которое сейчас спит… А может, произойдет нечто иное, невообразимое. Нечто… страшное. Мы должны быть к этому готовы и в случае чего, — он достал из кармана пистолет и подвинул его по столу ко мне, — действовать соответственно.

Я не пошевелился.

— А мальчики? Ты говоришь о женщине, а может, настоящая опасность нам грозит с их стороны?

— Возможно, но предчувствие мне подсказывает, что близнецы — нечто вроде дымовой завесы. Главное — она.

Какое-то время мы молчат, глядя на лежащее между нами оружие.

— Решишься? — спросил наконец Барроу.

Я кивнул.

Так я стал тайным охранником Шумы, ее ангелом-хранителем — вернее, ангелом-хранителем человечества.

Ангелом-хранителем человечества и палачом Шумы.

Догадываться она начала, в первую очередь, из-за пистолета. Внутри нашей группы оружие было официально запрещено — да, нас окружали вооруженные до зубов охранники, но внутренняя территория, где пребывали Шума, мальчики и вся исследовательская группа, по определению должна была считаться демилитаризованной зоной. Тогда зачем физиотерапевту носить при себе оружие? Зачем он так тщательно прятал его под штаниной? Почему ему все это позволялось? Ведь никто не сумел бы так просто пронести пистолет в центр…

— Но почему я? Почему ты выбрал именно меня?

Барроу провел рукой по подбородку.

— Во-первых — твоя подготовка астронавта. Ты во всем разбираешься, тебе не нужно ничего объяснять. А во-вторых…

— А во-вторых?