– Мы предложили альтернативный вариант, но, не сумев прийти к единому решению, согласились, что это должны сделать победители. План утверждается большинством из четырех голосов, воздержаться от голосования нельзя. Предложение заключается в следующем: вместо того, чтобы уничтожить все население Капитолия, мы устроим последние, символические Голодные игры, в которых будут участвовать люди, напрямую связанные с бывшими властителями.
Мы все поворачиваемся к ней.
– Что? – спрашивает Джоанна.
– Мы устроим еще одни Голодные игры, в которых примут участие дети Капитолия, – отвечает Койн.
– Вы шутите? – восклицает Пит.
– Нет. И если мы в самом деле проведем Игры, все будут знать, что это сделано с вашего одобрения, однако результаты голосования мы сохраним в тайне – ради вашей же безопасности, – говорит Койн.
– Это придумал Плутарх? – спрашивает Хеймитч.
– Нет, это моя идея, – отвечает Койн. – Нам нужно уравновесить жажду мести и число жертв. Можете приступать к голосованию.
– Нет! – восклицает Пит. – Я, конечно, против! Нельзя устраивать еще одни Игры!
– Почему бы и нет? – парирует Джоанна. – Так будет справедливо. У Сноу даже внучка есть. Я голосую «за».
– И я тоже – говорит Энорабия почти безучастно. – Пусть узнают, каково пришлось нам.
– Именно из-за этого мы и подняли восстание! Помните? – Пит обводит нас взглядом. – Энни?
– Я, как и Пит, голосую «против», – говорит она. – И если бы Финник был здесь, он поступил бы так же.
– Но его здесь нет. Его убили переродки Сноу, – напоминает Джоанна.
– Нет, – говорит Бити. – Это создаст плохой прецедент. Нельзя считать всех остальных врагами; сейчас главное – единство, иначе нам не выжить. Я против.
– Остались Китнисс и Хеймитч, – напоминает Койн.
Интересно, а как это произошло семьдесят пять лет назад? Другая группа людей тоже сидела и голосовала за и против Голодных игр? Единогласно ли они приняли решение? Может, кто-то взывал к милосердию, но его заглушили вопли тех, кто требовал смерти детей? Аромат розы проникает из носа в горло, и оно сжимается от отчаяния. Все, кого я любила, умерли, а мы обсуждаем следующие Голодные игры, чтобы предотвратить дальнейшие жертвы. Ничего не изменилось. И ничего не изменится.
Я тщательно взвешиваю возможности, обдумываю все варианты.
– Я голосую «за»… ради Прим, – говорю я, не отводя глаз от розы.
– Хеймитч, твой голос решающий, – напоминает ему Койн.
Пит в ярости. Он произносит целую речь, призывая Хеймитча не становиться соучастником преступления. Хеймитч наблюдает за мной. Настал решительный момент. Сейчас мы узнаем, насколько мы похожи и действительно ли Хеймитч меня понимает.
– Я поддерживаю Сойку, – говорит Хеймитч.
– Отлично. Решение принято, – резюмирует Койн. – А теперь нам пора. Казнь состоится совсем скоро.
Она проходит мимо меня, и я протягиваю ей стакан с розой.
– Вы не могли бы распорядиться, чтобы над сердцем ему прикололи вот это?
Койн улыбается.
– Конечно. Кроме того, я позабочусь о том, чтобы он узнал о новых Играх.
– Спасибо, – говорю я.
Люди забегают в комнату, окружают меня, еще раз напудривают, передают распоряжения Плутарха, ведут к главному входу. Круглая площадь переполнена, но по улицам к ней все еще стекаются люди. Все встают по местам – стражники, чиновники, лидеры повстанцев, победители. Слышны приветственные крики: это Койн вышла на балкон. Эффи похлопывает меня по плечу, и я выхожу в холодные лучи зимнего солнца и становлюсь на свое место. Меня сопровождает оглушительный рев толпы. В соответствии с инструкциями я поворачиваюсь так, чтобы меня видели в профиль, и жду. Когда выводят Сноу, зрители приходят в неистовство. Охрана приковывает его к столбу, однако это ни к чему – Сноу не сбежит. Бежать некуда. Здесь не просторная площадка рядом с Тренировочным центром, а узкая улочка перед президентским дворцом. Неудивительно, что никто не гонял меня на стрельбы. Ведь Сноу же в десяти ярдах от меня.
Лук урчит в моей руке. Я достаю стрелу из колчана, кладу на тетиву, прицеливаюсь в розу и смотрю в лицо Сноу. Он облизывает пухлые губы, кашляет; по подбородку бежит кровавый ручеек. Я пытаюсь прочитать в глазах бывшего президента хоть что-нибудь – страх, раскаяние, гнев, – но, как и во время нашей прошлой встречи, вижу лишь изумление. Сноу словно повторяет свою последнюю фразу: «О, дорогая мисс Эвердин, мы же договаривались не лгать друг другу».
Он прав. Мы договаривались.
Наконечник стрелы идет вверх, я отпускаю тетиву, и президент Койн падает с балкона на землю. Она мертва.
27
Все потрясенно умолкают. В тишине слышен только один звук – ужасный, булькающий смех Сноу. Он сгибается в три погибели, начинает кашлять, изо рта у него льется пенящийся поток крови. Бывшего президента окружают охранники, и он исчезает из моего поля зрения.