Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница

Я трясу его за ногу. Этого, конечно, недостаточно, но я делаю еще несколько попыток – и только затем выливаю ему на голову кувшин воды. Ахнув, Хеймитч приходит в себя и вслепую тычет перед собой ножом. Похоже, его кошмары не прекратились даже после свержения Сноу.

– А, это ты, – говорит Хеймитч, и по голосу я понимаю, что он еще не протрезвел.

– Хеймитч… – начинаю я.

– Вы только послушайте, Сойка обрела голос! Плутарх будет счастлив! – Хеймитч смеется и отхлебывает из бутылки. – Но почему я промок до нитки?

Я бросаю кувшин за спину, в кучу грязной одежды.

– Мне нужна твоя помощь, – говорю я.

Хеймитч рыгает, и воздух наполняется перегаром.

– А в чем дело, солнышко? Опять проблемы с мальчиками? – Не знаю почему, но на сей раз слова Хеймитча ранят меня гораздо сильнее обычного. Взглянув на мое лицо, он, хотя и пьяный, понимает, что допустил ошибку, и пытается взять свои слова назад. – Ладно, шутка вышла не смешной.

Я уже у двери.

– Я пошутил! Вернись!

Судя по грохоту, с каким его тело падает на пол, Хеймитч пытался меня догнать.

Я петляю по коридорам дворца и в конце концов исчезаю в гардеробе, набитом шелковой одеждой. Я срываю вещи с вешалок, сваливаю их в кучу и зарываюсь в нее. В кармане завалялась таблетка морфлинга, и я проглатываю ее, борясь с накатывающей истерикой. Однако ситуацию это не исправляет. Где-то вдалеке Хеймитч зовет меня, но в теперешнем состоянии он меня не найдет – тем более здесь, в ворохе шелковых одежд. Я чувствую себя куколкой в коконе, готовой превратиться в бабочку. В своих убежищах я всегда успокаивалась, а сейчас мне все больше кажется, что я попала в ловушку, что гладкие узы душат меня, что я не смогу выбраться, пока не превращусь во что-то красивое. Я извиваюсь, хочу избавиться от разрушенного тела и отрастить безупречные крылья – и все же, несмотря на огромные усилия, остаюсь чудовищем, появившемся на свет в результате взрыва бомбы.

После разговора со Сноу ко мне возвращаются старые кошмары. Это похоже на действие яда ос-убийц: меня накрывает волна ужасных образов, за ней следует короткая передышка, которую я принимаю за бодрствование, пока не накатывает новая волна. Когда меня наконец находит охрана, я сижу в шкафу, завернутая в шелк, и ору во всю глотку. Сначала я отбиваюсь, потом они убеждают меня в своих добрых намерениях, избавляют от душащих шелковых одежд и ведут обратно в комнату. Мы проходим мимо окна, и я вижу, что над Капитолием поднимается серая, снежная заря.

В комнате ждет страдающий от жестокого похмелья Хеймитч с пригоршней таблеток и подносом с едой. Есть никому из нас не хочется. Хеймитч делает жалкие попытки завязать разговор, но видя, что это бесполезно, отправляет меня в ванну, которую кто-то уже наполнил. Ванна глубокая; к бортику приделана лестница из трех ступенек. Я залезаю в теплую воду и сижу по шею в мыльной пене, надеясь, что лекарства скоро подействуют. И тут замечаю розу, которая за ночь уже распустилась, наполнив влажный воздух сильным ароматом. Я встаю и уже тянусь к полотенцу, чтобы набросить на розу, когда кто-то неуверенно стучит в дверь. Она распахивается, и я вижу три знакомых лица. Они пытаются улыбаться, но даже Вения не может скрыть шок при виде моего обезображенного тела, тела переродка.

– Сюрприз! – пищит Октавия и заливается слезами. Постепенно до меня доходит, что сегодня, наверное, день казни. Они пришли, чтобы подготовить меня к съемке. Вернуть к состоянию «базис-ноль». Неудивительно, что Октавия рыдает, ведь это невыполнимая задача.

Они не осмеливаются прикоснуться к моей коже, боясь причинить боль, и поэтому я сама смываю с себя мыльную пену и вытираюсь. Я говорю, что почти не чувствую боли, но Флавий все равно морщится, надевая на меня халат. В спальне ждет еще один сюрприз. Сидящий в кресле. Изысканный. В золотом парике и кожаных сапогах. С планшетом в руках. Если не считать безучастного выражения лица, она совсем не изменилась.

– Эффи.

– Привет, Китнисс. – Она встает и целует меня в щеку, словно со времени нашей последней встречи в ночь перед Квартальной бойней ничего не произошло. – Похоже, нас ждет еще один большой, большой, большой день. Давай начинай, а я пойду и проверю, как идет подготовка.

– Ладно, – говорю я ей в спину.

– По слухам, Плутарху с Хеймитчем еле удалось ее спасти, – вполголоса замечает Вения. – Когда ты сбежала, ее посадили в тюрьму.

Назвать Эффи Бряк врагом Капитолия можно лишь с большой натяжкой. Но я не хочу, чтобы Койн убила ее, и поэтому заранее готовлюсь представить Эффи как мятежницу.

– Значит, Плутарх не зря вас похитил.

– Мы – последняя команда стилистов, участвовавшая в Квартальной бойне. Все остальные погибли, – говорит Вения, не уточняя, кто именно их убил, но мне кажется, что это уже не важно.

– Какие будем делать ногти, красные или черные? – спрашивает Вения, осматривая мои израненные руки.