Мы умолкаем, пропуская людей с лопатами. Может, они уберут эти жуткие снежные стены вокруг деревни? Но вот и площадь. Выходим — и замираем будто вкопанные.
«Все равно ничего не случится во время пурги», — решили мы с Питом. И, как оказалось, жестоко ошиблись. Площадь невозможно узнать. С крыши Дома правосудия свисает огромный плакат с изображением государственного герба Панема. Миротворцы в девственно-белых мундирах маршируют по чисто выметенной мостовой. Многие расположились на крышах, устанавливают пулеметные гнезда. Однако страшнее всего новые сооружения посередине площади. Огороженный частоколом позорный столб для избиений плетью и виселица.
— Быстро же работает этот Тред, — замечает Хеймитч.
В нескольких улицах от нас к небу взметается пламя. Мы не произносим ни слова, и так все ясно. Гореть может лишь… Перед моими глазами встают лица Риппер, Сальной Сэй и всех остальных друзей, которые только и выживали за счет Котла.
— Надеюсь, там сейчас никого не…
Я не могу закончить фразу.
— Да нет, — отвечает Хеймитч. — Этим людям хватило ума убраться подобру-поздорову. Будь ты немного постарше, тебе бы тоже хватило. Ладно, пойду загляну в аптеку за денатуратом.
Ментор неровным шагом бредет через площадь, а я, не понимая, поворачиваюсь к Питу.
— Зачем нужен… — Тут до меня доходит. — Мы не дадим ему это пить. Хеймитч убьет себя или, по крайней мере, ослепнет. У нас дома отложено несколько бутылок белого.
— У меня тоже. Надеюсь, это поможет ему продержаться, покуда Риппер придумает, как вернуться к своему делу, — произносит Пит. — Ну, мне надо навестить родных.
— А мне — Хейзел.
Если честно, я беспокоюсь. Думала, что она постучится в дверь, как только расчистят снег, но до сих пор от мамы Гейла ни слуху ни духу.
— Давай провожу, — предлагает Пит. — А в пекарню зайду на обратной дороге.
— Спасибо.
Страшно подумать, что меня там ожидает. Улицы почти пустынны. На первый взгляд, ничего удивительного: в это время дня взрослые обычно работают в шахтах, а дети учатся в школе. Но не сегодня. Из приоткрытых дверей и щелей между ставнями за нами следят чьи-то глаза.
«Восстание! — проносится у меня в голове. — Надо же быть такой дурой!» В нашем замысле с самого начала зияла серьезная брешь, которой ни я, ни Гейл не заметили. Восстать — означает нарушить закон, пойти против власти. Мы с родными людьми занимаемся этим всю жизнь — браконьерствуем, торгуем на черном рынке, высмеиваем капитолийцев, когда остаемся наедине в лесах; но для большинства обитателей Дистрикта номер двенадцать наведаться в Котел за покупками — уже опасная авантюра. И мы ожидали, что эти люди выйдут на площадь с кирпичами и факелами? Да при виде меня и Пита они оттаскивают детей от окон и плотно задергивают занавески.
Хейзел у себя дома, ухаживает за Пози. У малышки явные признаки кори.
— Я не могла ее бросить, — объясняет мать Гейла. — Сын-то в надежных руках…
— Разумеется, — говорю я. — Ему гораздо лучше. Мама сказала, через пару недель он вернется в шахты.
— Можно не торопиться, — вздыхает Хейзел. — По слухам, рудники закрыли вплоть до особого распоряжения.
Она бросает тревожный взгляд на пустое корыто для стирки, и я уточняю:
— Ты тоже не работаешь?
— Я бы рада, — произносит она. — Людям страшно ко мне обращаться.
— Это, наверное, из-за снега, — вставляет Пит.
— Рори с утра обежал всех соседей. Говорят, ничего не запачкалось.
Рори подходит и обнимает мать:
— Как-нибудь обойдется.
Достаю из кармана горсть монет и кладу на стол.
— Мама пришлет что-нибудь для Пози.
На улице обращаюсь к Питу:
— Возвращайся. Я хочу заглянуть в Котел.
— Вместе пойдем, — возражает он.
— Нет. Разве мало бед я тебе причинила?
— Думаешь, если я пропущу эту маленькую прогулку… станет легче? — Пит улыбается и берет мою руку.
Мы бок о бок шагаем по извилистым переулкам Шлака, и вот впереди возникает горящее здание. Оно даже не оцеплено. Власти знали, что мы не сунемся внутрь.
От жара снег вокруг тает; у моих ног бежит черный ручей.
— Это все угольная пыль из прошлого, — замечаю я.
Пыль таилась в каждой щели и трещине, въедалась в доски. Даже странно, что наш Котел не вспыхнул раньше.
— Надо бы навестить Сальную Сэй.
— Не сегодня, Китнисс. От наших визитов сейчас никому не станет легче.
Мы возвращаемся к площади. Я покупаю в пекарне пирожные и болтаю с отцом Пита о погоде. Ни один из нас не заикается об ужасных сооружениях на площади, всего лишь в нескольких ярдах перед пекарней. Уже уходя, напоследок, я обращаю внимание на то, что в рядах миротворцев не промелькнуло ни единого знакомого лица.