Голод Рехи

– После гибели Двенадцатого настала неопределенность в линиях, для этого мира они вновь подвижны. Думаю, мы можем вмешаться. Что-нибудь придумаем. Рехи…

– Да?

– Пойдешь со мной?

Рехи храбрился, рассматривая линии вокруг, новый непознанный мир. Он не ведал, как выбраться из этого созерцания и был уверен, что его больше не увидят обычные люди.

– Пойду, только… еда-то будет? – усмехнулся он.

– Будет. Но уже не кровь, – ответил Сумеречный. Такой же собрат по линиям. Вроде бы живой. Они все – живые.

– Ну ладно, там разберемся. Пошли.

Рехи по-прежнему испытывал голод. Он не понял, как достиг управления линиями. Великой скорбью или великим прощением. Только голод оставался неизменным чувством. Но уже другой – великий голод души. Одна ее часть просила исполнить до конца свой долг перед измученным миром, а другая умоляла поскорее вернуться домой, чтобы защищать самых близких.

Сердце разрывалось и стенало: «Я хочу вернуться к Лойэ и Натту, в деревню, и к Ларту, и к Санаре, и к Инде». Казалось, они встали перед ним в ряд и тоже безмолвно молили:

– Вернись, Рехи. Вернись!

Он слышал голоса их душ и обещал себе, мирозданию, заклинал песок и камни под ногами, шептал серебристым линиям мира: он вернется, обязательно вернется.

Эпилог

Прошло пять лет. Пять долгих лет, в течение которых изменилось все: эльфы перестали пить кровь, их глаза постепенно привыкали к свету. Они по-настоящему ожили, стали прежними, как триста лет назад. В деревню стекалось все больше разных жителей, среди которых не было деления на людей, эльфов или полукровок. Никто не пытался друг друга пожрать, как будто мучивший всех страшный голод наконец-то прошел. Они научились жить рядом друг с другом, словно что-то исправилось, хотя никто не понимал – что именно. Знал лишь один странник, любовавшийся пейзажем с холма.

Пустошь цвела после свежего дождя. Больше не извергались бесчисленные вулканы, материк не разваливался надвое. Непостижимым образом начали появляться разнообразные животные, которых неплохо удавалось приручить. Все как будто вспомнили, кем были их предки, а земля вновь неуверенно училась плодоносить, когда ее вспахивали примитивным плугом.

Облака пепла постепенно рассеивались, все чаще сквозь красные сумерки пробивалось солнце. Такое незнакомое и чужое в прошлом, теперь оно казалось всем невероятно прекрасным.

Мир выглядел словно больной, которого все считали обреченным, а он пошел на поправку – пусть пока бледный и невзрачный, все еще слабый, но постепенно оживающий.

Этот мир рассматривал одинокий путник, который шел неторопливо по зеленеющим пустошам. Он возвращался. Возвращался домой.

«Это все для тебя, я ведь наблюдал за тобой все это время, хоть ты меня и не видел. Но ты меня чувствовал. Этот новый мир – для тебя, Натт! Больше нет кровавого проклятья эльфов, ты не будешь испытывать голод. У тебя уже нет клыков. Натт, ты изменил нас, изменил меня. Ведь мало просто завести ребенка – важно еще, в каком мире ему предстоит жить. Спасибо, Деметрий, что отпустил меня. Наконец-то я свободен! Больше никаких экспериментов семарглов, никаких Стражей. Я возвращаюсь домой».

Рехи улыбался, он знал, что за холмом скоро покажется оставленная им пять лет назад деревня. Он рассматривал все через линии мира, уже не черные. О нет! Они наконец-то очистились и сияли, сплетясь ровными узорами, больше не вызывая нестерпимой боли при касании. Руки привычно перебирали их, точно струны, и от этого делалось теплее.

Но больше радовалось сердце от представшего зрелища в долине: дома, от которых он уходил пять лет назад к Разрушенной Цитадели, стояли на прежних местах, а вокруг них уже выстроили новые. Деревня процветала и разрасталась.

Но ждали ли его там? Рехи был уверен, что ждали. Все, кому он обещал вернуться. С холма он уже различал знакомые силуэты. На окраине Надежды играл мальчик с белыми волосами – его сын, его спасение, его искупление. Его Натт. Вот он поднял голову и тут же громко воскликнул, уносясь с вестью в деревню:

– Мама, мама! Папа вернулся! Папа вернулся!

– Что ты такое говоришь? Как вернулся? – донесся издалека непривычно сорвавшийся голос Лойэ. Она ждала! Она тоже ждала! Она все простила. Рехи слышал и видел каждого через линии мира вне зависимости от разделявшего их расстояния.

– Рехи… – негромко и болезненно сорвалось с губ Ларта, который выбежал из дома. – Ты ведь обещал мне вернуться. Неужели сдержал слово?

Пять лет Ларт как будто жил за двоих: честно трудился на благо деревни и заботился о сыне Рехи, как о своем, даже когда у них с Санарой появилась дочь.

– Рехи… Он ведь погиб пять лет назад… – удивилась выглянувшая из-за двери Санара, качая на руках младенца. Она не успела достаточно узнать Рехи, чтобы долго горевать о нем, но всегда внимательно слушала рассказы и сожаления. Теперь же Ларт ликовал, с нежностью глядя на сына Рехи, который упрямо ответил Санаре:

– Нет! Он вернулся! Вернулся! Я чувствую его!

– Какой же ты не по годам умный. Но где, где? – спросила взволнованная Лойэ, подбегая к ребенку и оглядываясь по сторонам.

– Вон! Вон он!