Голод Рехи

Пещера осталась позади, потонула в черной дымке. Какое-то время он еще надеялся встретиться с Лойэ, случайно столкнуться с ней, даже представлял, как она снова приставит к его горлу клинок, воскликнет: «Не иди за мной». Но болезненно-яркий образ таял, вместо звонкого хрипловатого голоса лишь ветер перешептывался с песком, наметая высокие барханы. И ноги снова несли к Разрушенной Цитадели, которая маячила над горизонтом отчетливой алой точкой.

В деревне никто и не предполагал, что она так далеко. Большинство о ней просто не задумывались. И вот теперь Рехи шел к ней, а слова адмирала из прошлого придавали ему уверенности, ведь старику уже в начале Падения являлись откровения. Рехи понимал, как тяжело, наверное, было старику все эти годы.

Об этом он и думал, когда вновь увидел старых знакомых. Печальный Митрий и мрачный Сумеречный Эльф встретили его посреди пустоши, появились без шума или вспышек, поэтому Рехи не испугался, не обнажил меч, даже не вздрогнул. Он остановился перед ними, гордо откинув голову, словно равный.

– Теперь ты готов к настоящему странствию, – без приветствий начал Митрий.

– Что значит «настоящему»? – скривился Рехи, будто все его прошлые мытарства они приравнивали к детской игре.

– Ты прошел и через смерть, и через любовь, – пояснил, еще больше запутывая, семаргл.

«Не прошел через

Опасную дружбу и

Ложную славу», – подал голос «напарник» из головы, но смысл его слов потерялся за общим гулом негодования. Оно клокотало в венах, бурлило в крови.

– То есть вы намеренно изводили меня? – сжимая кулаки, глухо отчеканил Рехи. – Намеренно в лепешку раскатывали?

– Примерно так, – приподнял брови Сумеречный Эльф, словно речь шла о безделице.

– Это вроде обряда посвящения, – с торжественным спокойствием проговорил Митрий. Рехи припомнил, что лет сто назад люди в деревнях как-то специально отмечали вступление детей во взрослую жизнь, подвергали их разным испытаниям и иногда даже мучениям. Впрочем, в его деревне уже ничего такого не придумывали, хватало и тяжелой жизни, чтобы с ранних лет повзрослеть. Посвящением считалось первое убийство, первое самостоятельное утоление голода, когда острые зубы разрывали шею добычи.

– Посвящение… Ага, типа того, – усмехнулся с издевкой Сумеречный. – И называется оно «Сначала сделай из избранного яичницу».

– Да что б вам подавиться ящерами! – воскликнул Рехи, топнув ногой. – А Лойэ тоже вы подсылали? Она по вашей указке действовала?

На миг показалось, что земля уходит из-под ног, превращается в зыбучий песок. Незнакомые чувства, окутывавшие с недавнего времени образ Лойэ, вдруг взревели, возопили, причиняя боль, стиснувшую грудь. Не хотелось верить, что все обман.

– Нет-нет. Ни в коем случае. На такое вероломство мы не способны, – оправдывался Митрий. – Мы лишь провели тебя по грани между жизнью и смертью. Да, намеренно. Иначе ты бы не раскрыл свой дар.

«Да, на такое не способны. А на другое способны! Сам признался, крылатый», – мысленно добавил Рехи и сказал:

– И в чем он? Смотреть истории из прошлого? Мне не надо.

– Истории – следствие. Цель – видеть линии мира. Эта способность даруется всегда лишь нескольким избранным, – плавно и певуче поведал Митрий.

– Точнее… проклятым, – непроизвольно вырвалось у Рехи.

– Парень сечет самую суть, – прорвался едким уточнением скрипучий голос Сумеречного. – Нет никакой разницы между избранностью и проклятьем.

– Сумеречный, ты вновь смешиваешь все понятия, – резко шикнул на него Митрий, и образ благостного защитника миров резко растаял. Семаргл словно скрывал что-то темное, прикрывал собственный промах, страшную правду.

– В сумерках все кошки серы, – выдал нечто непонятное Сумеречный. – Я все уравниваю до невзрачного серого цвета: добро – зло, избранность – проклятье. Но не проклятьем ли обернулось ваше желание наштамповать избранных?

– Ты не обязан помогать нам, – обратился к Рехи Митрий, отвернувшись от спутника. – Просто в нашей борьбе важен каждый, кто способен видеть линии мира.

– Вот эти, от которых тошнит? – задохнулся Рехи, содрогаясь от малейшего воспоминания. – Тот, кто придумал их, явно сошел с ума.

– Да, вот эти. Раньше они были иными, – виновато проговорил Митрий. И оба собеседника собрались уходить, отвернулись и, наверное, растаяли бы в воздухе через несколько шагов. Но Рехи, немного промедлив, окликнул их:

– Постойте! В своих снах я слышал про какой-то Храм Надежды. И там поклонялись тебе, Митрий. Так вы… боги?

Слово далось с трудом. Рехи никогда и ни в кого не верил, только в себя и в волю случая. А что хорошего эти крылатые-пернатые сделали, когда пришли в его мир? Ничего. Значит, не заслуживали почитания.

– Нет. Мы люди, – виновато потупился Митрий, словно не зная, как объяснить. – Семарглы – все-таки люди. Одни из первых избавленные от оков тела, но все же творения, а не Творец.

– Твари вы, а не творения, – фыркнул Рехи, кажется, впервые в полной мере чувствуя различие этих похожих слов.