То, что открылось ее глазам, навечно останется в ее памяти — его лицо, разверстый рот, вылезшие глаза... он медленно исчезал в бездне.
«Пожалуйста! Пожалуйста...»
Откуда-то налетел ветер, подобный дыханию Титана, и море заволновалось.
Соленая вода заставляла ее вновь и вновь рваться к поверхности, к воздуху. Ее отец, ее прекрасный отец — воплощение мудрости, силы — умирал! И она ныряла, искала его так же, как он искал ее, погружалась все глубже и глубже, пока не ощутила ледяное течение — которому отдал
Она была самой старшей, она была нужна сейчас остальным. Оказавшись на Крите — одни, без поддержки отца, едва ли в состоянии объясниться на аккадском, — они будут беззащитны, их уничтожат. Ее жизнь сейчас слишком драгоценна. Она должна сохранить ее — отец, без сомнения, потребовал бы этого. Как ни трудно ей это далось, но она заставила себя забыть о нем тогда.
Обратившись к туманному серому свету поверхности, она поплыла. И сразу же стала обдумывать планы своего спасения. Она была сыта, она Спала -в то утро, когда они отправились в плавание, — ей удастся продержаться еще три-четыре дня.
Мириам открыла глаза — подземелье, промозглый воздух. Во рту отвратительный привкус — ее вырвало во время Сна.
Как и всегда, после этого сновидения ее охватила безысходная горечь утраты.
— Я не могла его спасти, — произнесла она в темноту.
— Но теперь уже слишком поздно, не так ли? — ответил ей скрипучий голос. Джон!
Что-то заблестело у нее перед глазами, а затем она ощутила на горле холодное лезвие.
— Я ждал тебя, дорогая. Мне хотелось, чтобы ты бодрствовала при этом.
Том взглянул на рекомендацию к обследованию лежавшую на верху стопки. Доктор Эдвардс особо отметил этот случай. От Тома по обязанности требовалось рассматривать все допуски на внеочередное обследование. Клиника записывала только на три месяца вперед.
Он позвонил Саре.
— Не хотелось бы тебе заняться одной пациенткой? Дама с ночными ужасами. Она желает пройти обследование.
— Ты с ума сошел? — рявкнула она в трубку.
— У тебя это займет пару часов. Зато подумай, как это будет смотреться на Совете. Блестящий исследователь, настолько преданный своему делу, что не пренебрегает и прежней работой и занимается обследованием пациентов, поступающих в клинику. Тебя можно будет назвать героиней.
— Брось, ради Бога!
— И если вы не нарушите своей клятвы, да будет процветание и хорошая репута...
— Гиппократ здесь ни при чем. Ночные ужасы, говоришь?
— Вот что я в тебе люблю. Ты так чертовски любопытна. В ученом мне такое качество очень нравится.
Последовало мгновение тишины.
— Когда начинать?
— Сегодня в семь тридцать. Она идет вне очереди.
— Да уж не сомневаюсь.
Они повесили трубки. Том чуть не рассмеялся вслух. Сара была такой предсказуемой, он и не ждал ничего иного. Постоянно жалуясь и протестуя, она шла по жизни, работая за троих. Будет неплохо, если она снова пообщается с пациентом — настоящим озлобленным человеческим существом. Ей это просто необходимо.
Он фыркнул, подумав об этом. Откуда, черт побери, мог он знать, что нужно Саре? Она натура сложная, переменчивая — казалось бы, вся как на ладони, а в действительности... Одному Богу известно, что таится в глубинах ее души. Даже Том не ведал этого, хотя и был ее возлюбленным. Единственное, что он мог себе позволить, — это оказывать посильную помощь в работе. Как, например, сейчас
Ему потребовался еще час на просмотр бумаг: одни он пропускал, какие-то отсылал обратно, требуя дополнительной информации, а несколько рекомендаций — решил он — могут заинтересовать Хатча. Но только не случай Блейлок. Он чувствовал — это для Сары, ей он пригодится. Этот случай был ее по праву. Она написала блестящую работу о ночных кошмарах во взрослом возрасте и создала пару лекарств, которые действовали гораздо лучше обычных снотворных или транквилизаторов. Эта пациентка принадлежала ей по праву. Не было смысла отдавать информацию в лапы Хатча, который просто нашел бы кого-нибудь другого, лишь бы не дать Саре заработать лишние очки перед Советом.
Когда Сара появилась у него в семь часов, настроение ее было уже гораздо лучше. Обойдя стол, она поцеловала его в лоб.
— Уровни бета-продорфина у Мафусаила под конец падали как сумасшедшие, — сказала она возбужденным голосом. — Мы на правильном пути.
Он крепко ее поцеловал. Всем телом он прочувствовал приятность этого поцелуя.
— Ты великолепна, — сказал он.
— Пожалуй, я смогу сделать то, чего ты добиваешься, — сказала она, очевидно даже не осознав, что он поцеловал ее. — Мне кажется, можно установить контроль за производством бета-продорфина. Процесс старения мы не остановим, но это даст нам возможность замедлять его или даже поворачивать назад.
Он во все глаза смотрел на нее. Он был совершенно поражен.
— Что? Что ты говоришь?