Голод. Одержимые

— Я трахнул ее, сфотографировал и слил фотки в студ. сеть.

Меня парализует. Мне вышибает ударом воздух. Меня трясет. Это просто…

— Уходи… Я даже знать не хочу, о чем ты думал и молись, чтобы люди Черкашина тебя не нашли… Вали сказала! — кричу я, что есть мочи, и прижимаю голову хрипящей Даши к себе. — Во-он!

Он сваливает, слышу сирены скорой и набираю на телефоне Паши номер Макара.

— Хочешь меня вернуть? — без предисловий задаю я вопрос ледяным тоном и слышу насмешливое:

— Кого убить?

Только вот мне ни хрена не смешно.

— Марка Синицына. Убей его, и я вернусь к тебе.

— Нет… — голос Даши. — Не надо. Люблю его… Люблю…

— Василиса, — голос в трубке Макара, и я тяжело вздыхаю. — Сломай ему хотя бы ноги…

— И ты вернешься?

— И я подумаю.

Подумаю, да. Подумаю, пока снова еду в больницу уже с Дашей. О том, насколько хрупка и бесценна жизнь. О том, почему так много людей хотят иметь ребенка. Почему этого захотела я.

Хочу. Ведь раньше я шугалась детей. Боялась забеременеть, а сейчас хочу вернуться к бандиту, потому что чувствую насколько мы совместимы физически. Ведь даже при полном отсутствии секса, его поцелуй смог пробудить мое тело. Дать ему новый заряд жизни. А может это обида…

Но, несмотря ни на что я знаю, что сделаю себе Малыша, а потом уеду в другой город. Потому что Малыш не должен жить в атмосфере злобы, преступлений, грязи и порока.

Наш Малыш, Макар, будет жить без жестокости и зла.

Глава 39. Макар

В голове все смешалось. Выстрелы. Белая палата. Безжизненная Василиса. «Люблю» в пустоту и полное безразличие к ласкам.

Она как статуя. Прекрасная и неживая.

А с ней мертв и я, пока она не улыбнулась, пока не накричала, пока не показала хоть немного эмоций. И в мозг выстреливает надежда.

Да, ребенок потерян, да, я уже начал думать, как буду принимать роды, но ведь все можно исправить.

Можно вернуться в нашу спальню, лечь в кровать и начать все исправлять, как только она оклемается. А в силе ее духа я не сомневаюсь.

Вот и в результате теста, который без моего ведома сделал Данил, я не сомневаюсь. И в том, что Василиса, уходя от меня, обязательно вернется. И в ее словах про Данила тоже.

Он был здесь.

Он был рядом со мной пять лет.

И я не знаю, какого хрена, но он посягнул не то, что на мою задницу, он посягнул на единственное светлое в моей жизни.

Все поступки, все шлюхи, разделенные на двоих, смех и литры выпитого алкоголя.

Все это стало не важным. Гильза, которая вылетела из пули и затерялась во вселенной. И так же, как мое доверие, Даниле ее не найти.

Слышу за спиной шаги, шумное дыхание и злость во мне превращается в полное хладнокровие и лютую ненависть. Отвращение.

— Ты же не поверил ей? — говорит Данил с панической ноткой в голосе. — Она просто перед тобой выслуживается…

Резкий поворот, в руке его патлы, и головой об асфальт. Плевать, что смотрят.

— Завали свое *бало, когда говоришь о моей жене!

— Она не… — стонет…

— Станет, а ты станешь дерьмом под моими ногами, — ставлю ствол у виска, но желания устраивать представления нет. Да и на новый арест нарываться. Отвожу ствол и выстреливаю в асфальт. Данилу просто бросаю.

— Еще раз появишься в зоне моей видимости — убью. Ты жив только потому что много лет служил верой и правдой.

— Макар, — орет этот придурок, но я сажусь в тачку, наблюдая, как отходит трамвай.

Ничего. Ничего. Она еще позвонит, хоть и телефон у меня. Однажды я насильно заставил ее выучить десять цифр. Чтобы даже в случае потери аппарата, она позвонила мне с любого номера.

— Принимай дела, — говорю устало Лёне и откидываюсь на спинку автомобильного сидения, пока он трогается с места и мельком смотрит на так и не сошедшего с места Данилу. Теперь его кожа слилась с цветом волос.

— Что там с Чернышевской?

— Дома, назначил ей парней. Пока никаких движений, — отчитывается лучший их охраны, который даже не сказал ничего за тот удар.

— Что Самсонов?

— Ждет тебя у себя. Он до жопы был рад узнать, что с Андроновым покончено.

— Еще бы. Тот вроде его жену похищал. Погнали к нему, мне надо выпить, — говорю я, оттягивая воротник рубашки. Оделся, бл*ть, празднично. В гробу я видал такие праздники. — У меня ребенок умер.

— Я сожалею, шеф…

— И я… И я сожалею.

Ничего. Ничего. Вернется, и нового сварганим, главное, чтобы Василиса позвонила.

И она позвонила уже через пол часа, я даже выпить с Богданом не успел.

Попросила убить Синицына. За ее возвращение.

И только я обрадовался ее предложению, она его изменила на «подумаю за несколько переломов». Ну что ж… Это неплохо. А подраться это то, что мне нужно сейчас больше всего.

Задаю вопрос про этого Марка, а Богдан кивает куда-то вперед. Смотрю с балкона и вижу Синицына собственной персоной. Сидит у пустого бара в еще не заполненном клубе, глушит одну за одной рюмки водки. Явно за что-то себя корит, но разве мне есть до этого дело. Мне теперь есть дело до Васи.

— Погнали, — стягиваю я пиджак и смотрю на огромного Богдана. Кто-то скажет, что он неповоротливый, но он бы сумел победить любого боксера в легком весе, настолько был быстр и ловок.

— Куда, — поднимает он брови.