Голод и тьма

Он неожиданно ответил, что пока не сможет принять наше предложение – именно ему предстоит сделать Сосницу крепостью и организовать оборону по Сейму и Десне. Но, узнав, что у нас есть ещё и школа, спросил, не может ли он прислать нам своего старшего сына на обучение. Конечно, учебный год уже начался, но мы намеревались произвести дополнительный набор в январе. Тем более, что школа в Измайлово была с полувоенным уклоном, и те, кто закончит ее, при желании будут приняты в один из наших полков. А Иоанникий хотел, чтобы его сын пошел по его стезе. Сам же он пообещал, что, как только он выполнит поставленную воеводой задачу, он подаст ему прошение разрешить ему удалиться в Измайлово, и я написал письмо Татеву с такой же просьбой, а также грамоту для Иоанникия, чтобы его зачислили в полк в офицерском звании – естественно, после курса молодого бойца.

На следующее утро, рано утром, мы вышли из Сосницы через сосновую рощу – вполне вероятно, что именно в честь этих деревьев и был назван город, ставший селом.

5. У того ли города Чернигова

Десна повернула куда-то на юго-запад, а дорога и дальше шла строго на закат. Леса становились все дремучее, селения встречались все реже. Почти все они состояли из добротных пятистенок, с церковью в середине села, но пару раз нам попадались деревни из мазанок, судя по всему, недавно построенных. Встречали нас везде дружелюбно, особенно малороссийские переселенцы, как только они успевали заметить, что мы не поляки. Тем более, многие узнавали нашего проводника – Ваньку, сына Ивана, старосты Сосновки.

Первого ноября, ближе к вечеру, мы вышли к речке, на другой стороне которой за лугами находились убранные поля, а за ними – самое крупное из всех сёл, виденных нами после Сосновки. Увы, практически все дома, и то, что, вероятно, было церковью, представляли из себя груду обгорелых бревен, и запах гари чувствовался даже по эту сторону реки.

– Перекоп се, княже, – сказал Ваня. – А река – то Сновь. Вон там паромщик жил, – он указал на сгоревшую избу по ту сторону.

– Интересно, – сказал я. – А брода нет? Ведь даже лодок, и тех не видать.

– Есть, но он далеко вверх по реке. Верст, наверное, с тридцать.

– А что вон там за дом большой? – спросил я, указывая на нечто вроде ангара по эту сторону реки, находившийся у небольшого заливчика прямо на кромке леса.

– Это – лодочный сарай, княже. Но там вряд ли что-нибудь будет.

В сарае и правда ничего не было, кроме следов на земле от лодок. Рядом с ним оказался крохотный домик. Когда мы подошли, я услышал какой-то шорох и, махнув рукой Ринату, вместе с ним вошел в горницу. В середине находилась небольшая печь, без дымохода – избушка, если и топилась, то по-черному; стены были сплошь черные, закопчённые, только в одном из углов были иконы, покрытые чистыми рушниками. Вокруг стен шла широкая лавка.

Я подумал, что шум мне послышался, но Ринат пошарил рукой под лавкой и вдруг отпрянул:

– Твою мать!

Встав на колени, он еще раз взглянул туда и неожиданно улыбнулся:

– Не бойся, мы свои.

Из-под лавки вылез белобрысый мальчишка лет двенадцати, одетый в залатанную рубаху.

– Барин, прости, что я тебя укусил, я мыслил, ты татарин или лях.

Ринат засмеялся.

– А откуда ты узнал, что я русский?

– Ляхи и татаре так не бранятся. А кто ты?

– Майор русский. Ну… это вроде сотника. А это, – он показал на меня, – Алексей, князь Николаевский.

Мальчик неожиданно встал на колени и залепетал:

– Прости меня, княже… Не ведал я.

Я взял его за плечи и поставил на ноги.

– Ну и хорошо. А что я князь, так это все равно. Чем ты меня хуже? Да ничем. Как тебя зовут-то?

– За… Захар. Захар Григорьев. Батюшку покойного Григорием звали. Был он в дружине в Чернигове, да убили его ляхи. А мамка за Семена Васильева вышла, паромщика здешнего.

– Светлая память рабу Божьему Григорию, – сказал я, широко перекрестившись.

Глаза мальчика заблестели; было видно, что он еле-еле удерживается от слёз. Я поскорее перевёл разговор на другую тему, тем более, надо было получить как можно больше информации.

– А здесь кто был, татары али поляки?

– Крымчаки, княже. Вчера с утра пришли. Захопили паром через Десну, но, пока переправлялись, наши все в лес утекли. А мне отчим велел лодки через Сновь увести и спрятать. Сробил я то, а вот только не дождались меня. А татарове, яко пришли, зараз все спалили, и тех, кто не убёг, поубивали али угнали. Я боялся, что и за мной придут, и сховался под лавицу-то.

– А лодки где?

– В заводи, схованные. Покажу тебе, княже.

– Есть хочешь?

Мальчик попытался покачать головой, но на лице явственно проступила надежда. Я достал кусок хлеба и вяленого мяса и протянул ему:

– Ешь, не бойся.

Когда он все сжевал, я спросил:

– А Чернигов далече?

– Да верст пятнадцать, княже! Если хочешь, я покажу!