Из крана в кухне капает вода, и я не хочу уходить сегодня вечером к себе. Лежать в своем алькове между ярко-желтых, до тошноты, стен – с самого первого дня, едва я просыпалась, у меня начинала кружиться голова от этого цвета, возникало чувство, что я падаю. От него меня, как и Дага, всегда тянуло пойти вниз, хотя не ради внимания и заботы, которых искал он. Я просто хотела дышать, уйти куда-нибудь. Не знаю, когда к первому этажу пристроили второй, ставший домом мне и Дагу, но между исходным домом и пристройкой как будто проходит линия разрыва. Эти такие разные части так и не были соединены воедино. Так и я не слилась с остальными. Хотя нет, с Руаром. Глядя на меня, он возвращал меня на землю.
Сейчас она снова начнет копаться в прошлом. Как дом ее приемной матери становился все грязнее, а на убогую еду налетали мухи. Мыла в доме не было.
– Бедная мамочка Фрида.
Она проводит рукой по подолу юбки.
– Жизнь и собственное тело предали ее, но внутри она оставалась все такой же. Она поддерживала во мне жизнь, это точно. Кашляла все хуже, худела и таяла на глазах, но заботилась о том, чтобы я не пропала. Лежа в постели, уже почти прозрачная, рядом с ней – целая гора окровавленных тряпок, в которые она кашляла. «У крови вкус железа, – говорила мне Фрида, – с ней из меня уходят силы.
Проклятая Бриккен. Наивная и примитивная, как дешевая картинка.
– Только один раз я видела, как плачет моя приемная мать. Это было в тот раз, когда маленькая Грета упала и расцарапала коленку. Прибежала ко мне в кухню, вцепилась в мою одежду и заплакала. Ранка болела, я обмывала, дула на нее и гладила девочку. Маленькая Грета уткнулась лицом мне в ключицу. Тут я услышала, как Фрида всхлипнула. Ее младшенькая пробежала мимо нее, ко мне.
Бриккен буквально купается в страданиях. Прищелкивает языком.
– Фрида лежала рядом, пока я заклеивала ранку – всего в метре от нас, совершенно невидимая. Ее никто не замечал, она словно уже превратилась в воздух. Снаружи люди шли друг к другу, но к ней никто не хотел идти, и сама она уже никогда не сможет никуда пойти. Тут Фрида расплакалась.
Бриккен поправляет карандаш, лежащий на столе.
– Она все знала, – говорит она мне. – «Как увидите, что я мертвая и холодная, пойдите к Хаммарлундам». Так она сказала.
Когда Фрида умерла, к Хаммарлундам никто не пошел – они вообще никуда не пошли. Малыши столпились вокруг Бриккен, прижимаясь к ней. Еще долго после того, как их мать остыла, они сидели и ждали, что время повернет вспять. На кухонном диванчике лежала их мама с восковым лицом. Наконец Бриккен удалось высвободиться из рук младших, вынести из дома страшные слова и пойти, чтобы кому-нибудь их передать. Когда Бриккен вернулась с помощью, Аста и Грета сидели, забившись под стол. Пальцы ног Асты торчали из-под скатерти.
– Они сидели на полу, обнявшись, – рассказывает Бриккен. – Тут-то я пожалела, что привела тех в деревянных ботинках, что вынесли вон их мать, и того, в синей рубашке, поставившего рыбные очистки для Фридиной кошки.
«
Отбросив эту мысль, я слушаю и размышляю.
Тогда, давным-давно, у Фриды была серая полосатая кошка. Пропавшая кошка Бриккен была пятнистая. Идея принадлежала Дагу, когда одна из кошек, живших в Рэвбакке, забралась к нам в сарай, чтобы родить.
– Давай оставим себе одного, – предложил Даг. Конечно, ведь не ему потом заботиться о котенке и убирать за ним. Овчарка зарычала в полном согласии.
Когда настало время, самого шумного и прыгучего котенка не оказалось на месте. Остальных я отправила в дальний путь, а ее так и не нашла. И вот когда я собиралась положить одежду на полку в шкафу, то услышала звуки из камина у двери.
– Руар!!