Голод

Иногда я вспоминаю заснеженный день, случившийся несколько лет спустя – и думаю о том, что все могло выйти совсем по-другому. День клонился к вечеру, ты ехал домой, но я еще об этом не подозревала. Домой. Мне нравилось представлять себе это именно так: что ты думал о доме, стуча подошвами по гравию и глине, когда мимо проплывали знакомые деревья и отходящие от дороги тропинки.

Домой.

Сколько раз я сидела так и видела, как ты появлялся на дороге. Иногда ледяной дождь хлестал тебя по лицу, в другие разы солнце светило тебе в спину и волосы вокруг головы светились, как нимб. Ты знал, что я сижу у окна – вероятно, даже видел мои очертания, потому что всегда махал мне рукой. Я всегда зажигала свечу, чтобы ты видел, как я машу тебе в ответ. Эти свечи я бережно хранила – фитиль в них был сделан из волокон спиленой ивы. От огня по потолку вились тени, и тут ты входил в дом. Через темные леса зимой, через горы Хельсингланда весной, под задумчиво падающими каплями осени ты всегда добирался домой. Я видела, как ты становишься все мощнее – и наконец превращаещься во взрослого мужчину. Всегда с улыбкой, освещало ли тебя солнце или же дождь ритмично бил в лицо. Возможно, ты просто знал: после всего, что произошло, хуже уже быть не может.

– Добро пожаловать домой.

– Рад видеть тебя, мама.

Ты стал гораздо выше меня, мне приходилось встать на цыпочки, чтобы обнять тебя. Горячий напиток и мягкий хлеб между нами на столе. Меняющиеся узоры на потолке от дрожащего пламени свечей, когда мы сидели и говорили допоздна. В твоих зрачках по-прежнему притаилась тоска, но поверх нее легло спокойствие. Однако в шепоте деревьев слышалась горечь и печаль, не желавшая исчезать. В моей памяти стояли ваши радостные возгласы и топот ваших ног по траве, когда вас было трое. Вас должно было быть трое.

Теперь я в очередной раз сидела у окна, глядя, как снаружи кружит метель. Плотный снегопад – казалось, снежинки держатся за руки по пути к земле. Березы крепко спали за окном, то и дело налетал ветер, ерошил их кроны. Прекрасная непогода, от которой болят человеческие глаза. Сквозь ветер к дому приближались двое – мужчина, то есть ты, и женщина в шляпке. Всего лишь силуэт в лучах вечернего солнца, но уже по походке я увидела, как ты рад. На тебе не было пальто – его ты накинул ей на плечи. Под твоим – ее собственное, а под шляпкой – волосы, аккуратно уложенные ровными волнами.

– Добро пожаловать!

Обнять тебя – словно окунуться в облако тепла, запах смолы и листьев. Как много лет назад – твоего отца. Пальцы у тебя посинели, но твоя спутница не замерзла.

– Ирма, – произнесла она, протягивая мне руку в перчатке.

Глаза у нее были синие, как на раскрашенной фотокарточке. Она достала из твоего кармана несколько склеившихся карамелек и выбросила в ведро поверх картофельных очистков. Потом, когда она не видела, я потихоньку достала их и сложила в жестяную коробочку. Если я найду Малышку, они достанутся ей.

Теперь у тебя была Ирма, с ясными светящимися глазами и золотистыми, как масло, волосами – прекрасная, как Эльвира Малиган. И я сказала тебе:

– Как хорошо, что вы теперь вдвоем.

Ты провел рукой по моей спине.

Ирма была ни в чем не виновата, но ее волосы напоминали мне волосы пастора: идеально ровный пробор, неподвижные локоны на лбу.

– Мне больше нравится жить в городе, – сказала она, и ты полгода копил денег на съемную квартиру и совместную кровать.

Несколько мгновений, проведенных вами в нашем доме, мне особенно запомнились: Ирма стоит на коленях с двумя узкими поленьями в руке, которые она протягивает к огню, чтобы он загорелся, но не может дотянуться. Она слишком далеко от огня, не видит, что делает, но не хочет просить помощь, чтобы развести огонь – похоже, ей неуютно от этой печи, от стояния на коленях и нашего домика. Возможно, ей неуютно с будущей свекровью, высохшей, с потрескавшимися пальцами и грязными ногтями, которую земля несколько раз чуть не поглотила целиком. Еще я помню все те случаи, когда ты предлагал ей прогуляться до охотничьей вышки. Первый раз это было весной, серый цвет сменился светло-серым, а на яболнях за окном проступала нежная зелень. Может быть, ты хотел ей о чем-то рассказать – или же просто посидеть на медвежьей шкуре, глядя, как блестит вдалеке вода в озере.

– Я сам ее построил, когда был еще ребенком. Хочешь, покажу ее тебе?

– Конечно, можем прогуляться. А далеко идти?