Голем, русская версия

— Ну вот и хорошо, что обошлось, — оставалось констатировать мне. — Что ж ты все по ночам-то ходишь?

— Так он просится, — . ответил мне вслед пацан.

И вот тут, дойдя до своей квартиры, я понял: Гал-чинская-то могла иметь в виду что-то вовсе другое, но я увидел, как ее слова могли оказаться правдой. Вот в чем дело: теперь големом могло быть сочтено просто модифицированное существо. Не обязательно клонированное, а просто генетически измененное. То есть существо, которое полностью — в результате какой-то процедуры— теряло некую… не физическую даже, а смысловую, родовую связь со своим происхождением. Как крещение искупает первородный грех, то есть выводит человека… из-под кармы что ли. Аннулируя, скажем, его генетические, наследственные зависимости. Человек, он же может стать совсем другим. Как после Чечни.

Она, конечно, могла сама и не знать, что именно сказала: все так и сходится из кусочков. Каким-нибудь паззлом. Я же пока тоже не знаю, что может получиться в сумме, пока только два-три кусочка картинки сошлись, составились, слиплись.

Можно было, наверное, не уничтожать даже память — например, если в человеке в самом деле есть точка какой-то настройки, которая производит ему объяснения того, что с ним происходит. Ее перемена сделает человека иным, то есть внедрение в него чужой точки и произведет на свет голема.

Чтобы понять, что это так, вовсе не надо никаких страшилок вроде психотропной обработки в КГБ или глубинного НЛП. Достаточно вспомнить, как переменились знакомые за десять лет, прошедшие с конца совка: тихие терапевты превращались в широких менеджеров, горлопаны становились смирными. То есть подобные перемены происходили, были возможны. Да и вообще, откуда на свете берутся, например, спартаковские фанаты? Чем не големы. Земляные там, железные, сшитые из мясной плоти. Конечно, такие перемены можно и провоцировать. Была бы цель.

Тут мне стало муторно, что-то не то происходило по жизни. Она лежала как пласт дерна. Так бывает, когда немного выпьешь и от нечего делать примешься перечитывать классиков — и тут видишь, вот у них роман, повесть, рассказ — что-то там происходит, какие-то страсти и интриги, но всякий такой текст, история — это только пласт дерна: отдельный, в нем все переплетено слабыми бесцветными корешками, а так он отдельный, откуда-то вырезанный. А где этому куску положено лежать? В твоей душе что ли? А там ему негде, на этом месте хотя бы воспоминания о том, как ты это читал впервые и что из этого пытался приспособить себе — по молодости, конечно.

А теперь это стало ощутимым и по поводу собственной жизни. Что ж за тоска-то такая.

Между тем под окнами затеялась какая-то кутерьма. Будто бы подъехали сразу несколько машин, донесся топот ног, хлопанье дверей. Но весь этот народ никуда не делся. В смысле — не грохотнула никакая из дверей подъездов, и шаги не стали подниматься наверх. Внизу затеялись разговоры, невнятное топтание, невразумительные, но явно подначивающие крики.

Я вышел на улицу. Там было такое зрелище: вдоль улицы небрежно встали несколько мощных тачек, среди которых был и совершенно монструозный джип. Человек семь в слегка лоснящихся в свете фонарей костюмах стояли поодаль, что-то покрикивая. Метрах в пяти от них, практически на проезжей части, один худощавый малец махался с четырьмя отнюдь не субтильными пацанами.

Странно, такое обычно бывало в первой половине 90-х, и не здесь, а на аллейке. Там тогда стояли ларьки, но в торце аллеи оставалось место для того, чтобы драться на деньги. Там делались ставки на дерущихся, с милицией при этом имелась какая-то договоренность, да и сами менты иной раз с любопытством наблюдали этот спорт. Дрались, понятно, в кровь.

А теперь дрались как-то странно. Не в том дело, что один против четверых, — и такое бывало. Но вот где уж выкопали этих четверых, понять было трудно. Будто просто какая-то компания, ресторанный столик, пошла на принцип и стала доказывать, что его, этого парня, любой уложит, а он типа сказал, что хоть все четверо сразу, они и потребовали ответить за базар. Чего они только до аллеи не доехали? Видимо, раньше в нашем районе не бывали.

Похоже, мое предположение было верным: судя по невнятности их движений, равно как и полной неприспособленности к боевым действиям нападавших. Они явно обленились и потеряли форму. Малец попеременно поотламывал им руки-ноги — не полностью, понятно, но повыключал из активной жизни. Впрочем, он вел себя деликатно, даже на землю их не стал класть — что не составило бы ему никакого труда. Возможно, он опасался, что у зрителей в руках могла оказаться монтировка, а то и нечто режущее или огнестрельное. Так что он просто доработал до выключения из процесса последнего соперника, после чего возникла тихая пауза — как бы в ожидании дальнейшего.

Дальнейшим, однако, оказался я — отчего-то двинувшийся вперед. Меня тут же обнаружили. Ну а что им, если подумать, какой-то мужик, переходящий ночью улицу? Конечно, чтобы его спросить, где тут продают водку. Известно где, в киоске.