Голем

Молодым ребятам жуть как надоело сидеть на одном месте. Да и общество пенсионеров тоже, признаться, изрядно им наскучило. У стариков, внезапно избавившихся от маразма, конечно, много чему можно было поучиться. Но слушать их бесконечные истории о былых годах, когда они были молоды, полны сил и надежд, в большинстве своем так и не оправдавшихся, порой бывало невыносимо скучно. Ну и, наконец, почувствовать себя героями рядом с бравыми стрелками, которые в глазах гражданских были едва ли не охотниками на привидений, тоже было неплохо.

Посовещавшись малость, квестеры решили взять парней с собой. Вреда от них большого не должно быть, а если им все-таки удастся отыскать брошенную поклажу, будет кому ее тащить. А вот дать парням оружие квестеры наотрез отказались. Что, конечно же, было ребятам обидно.

До разлома они дошли при свете лампы-переноски.

Проход, по которому они впервые пробрались на другую сторону бумажного завала, Володя с Сергеем накануне расширили. Так что теперь не нужно было ползти на четвереньках, достаточно было только голову пригнуть.

– Куда ведет эта дыра? – спросил Володя, когда они проходили мимо разлома.

По любым вопросам ребята, да и не только они, старались обращаться к Брейгелю. Рыжеволосый стрелок был улыбчив, покладист и не прочь поболтать. На любую тему. А то и просто так, ни о чем. Он знал множество анекдотов и просто забавных историй, которые якобы случались с ним или с кем-то из его близких друзей. И к тому же умел их рассказывать. Он как будто служил своеобразным противовесом Камохину, который, как правило, говорил неохотно, а на все вопросы старался отвечать коротко, а то и вовсе односложно: «да» или «нет». Как вариант – «ага». Да и вид у Камохина был какой-то угрюмый. А лоб изрезан глубокими морщинами. Как будто командир был вечно полон тяжелых дум. Настолько тяжелых, что разбираться с ними было труднее, чем валуны ворочать. Самое любопытное, что по натуре своей Камохин вовсе не был мизантропом. Однако полагал, что при посторонних держать себя следует строго. И – соблюдать дистанцию. В этом он даже англичанина перещеголял.

– Будь человечнее, Игорь, – сказал ему как-то раз Орсон. – И люди к тебе потянутся.

– А вот этого мне не надо, – мотнул головой Камохин.

– Ты не любишь людей? – удивился англичанин.

– Я люблю людей, – ответил стрелок. И, немного подумав, добавил: – Некоторых. – И еще, чуть погодя: – Наверное.

В этом был весь Камохин. Так мог бы сказать тот, кто был с ним едва знаком. Что на самом деле представлял собой Камохин, не знал и не ведал никто. Включая его самого. Потому что сам он этим вопросом не задавался, а прочие не могли найти на него ответ. Камохин был слишком не прост для того, чтобы кто-то мог сказать, что знает его досконально. А образ угрюмого молчуна был всего лишь маской, которую он намеренно на себя натягивал, дабы избавиться от необходимых в ином случае объяснений с теми, кто пытался залезть к нему в душу.

Одним словом, не было ничего неожиданного в том, что Володя решил поинтересоваться насчет разлома не у Камохина, а у Брейгеля.

– Понятия не имею, – безразлично пожал плечами стрелок. – Док-Вик говорит, что куда угодно.

– Это как понимать? – озадаченно сдвинул брови Володя.

– Это значит, что каждый понимает по-своему, – ободряюще подмигнул ему Брейгель.

– Я серьезно спрашиваю, – обиделся Володя.

– А я и не шучу, – ответил Брейгель. – Тут, видишь ли, без геометрии Лобачевского не обойтись.

– Ты в Иностранном легионе геометрию изучал? – решился-таки съязвить Володя.

– Не-а, – мотнул головой Брейгель. – До него. Поэтому уже позабыл больше, чем ты успел выучить.

Этот выпад Володя парировать не сумел.

Однако вопросы имелись не только у него одного.

– А заглянуть в разлом можно? – поинтересовался Сергей.

– Наверное. Только я бы не рисковал.

– Почему?

Они выбрались в проход, начинающийся за бумажной стеной. Не выключая переноску, Володя повесил ее на вбитый в стену крюк. Чтобы был ориентир, когда они станут возвращаться. Дальше они пошли, включив фонари.

– Мы пробовали запускать в разломы миниатюрные видеокамеры, – ответил на вопрос Сергея Брейгель. – И ничего хорошего из этого не вышло. Как правило, мы получали частую нарезку самых разных кадров. Знаешь, есть такая кинотехника, когда режиссер монтирует фильм не из отснятых эпизодов, а из быстро меняющихся фотографий. У нас было примерно то же самое. Ничего осмысленного, сплошная мешанина. Док-Вик говорит, что, по всей видимости, камере не удается пройти через точку пространственно-временного коллапса. Это такое место, где все времена и все пространственные измерения существуют одновременно. Как это может быть – не спрашивай, я не в курсе.

– Как-то раз нам удалось протолкнуть камеру дальше этой точки, – неожиданно произнес шагавший впереди Камохин. – Но тогда какая-то тварь сожрала видеокамеру.

– Да, верно, – кивнул Брейгель. – И чуть было не утащила Док-Вика, который ухватился за тянущийся от камеры кабель.

Володя с Сергеем недоумевающе переглянулись, взглядом спрашивая друг друга, стоит ли верить историям, что рассказывают квестеры.