《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Царь сидел на троне, заливаясь грудным смехом. Тёмные глаза, поблёскивая янтарными всплесками от пламени свечей и факелов, глядели на князя, точно на дичь охотничью. Взгляд Иоанна Грозного, хоть государь и пил немало на пиру, был чист, ясен и пронзителен, и глядел будто бы сквозь. Вытянутое худое лицо хранило выражение, заставляющее замереть и отвести взгляд, притом не понимая, что именно тебя страшит. Его борода, почти чёрная у основания, переходила в медную рыжину, имела несколько седины в себе, но внешне государь вовсе не выглядел старо. Напротив того, его резкие жесты, раскатистый смех, пытливый взор - все говорило о том, что человек пред вами живого и пылкого разума, преисполненный духовной силой.

Когда государь веселился на пирах, его улыбка, как и сейчас, скорее походила на оскал. Его длинные пальцы, унизанные перстнями, неравномерно стучали по столу.

Спустя секунды мучительного молчания, царь заговорил:

- Кому ты служишь, Михайло? – спросил он, чуть наклонив голову в бок, подпирая лицо рукой.

Голос царя был различим из сотни голосов, что бесновались сейчас в палате под расписными сводами. Этот глубокий, звучный голос, имевший силу и стройность, мог срываться до предела, но сейчас он звучал ровно и величественно.

Князь насилу поднял взгляд и невольно стиснул зубы.

- Я ваш верный слуга, царь-батюшка. – ответил князь с поклоном. – И нет врагов у вас, государь, среди поданных ваших.

Не успел князь договорить, как в него была брошена пёстрая маска, сродни тем, что сейчас заливались пьяным хохотом на пиру, прыгали друг через друга, ползали под столом и под ногами друг у друга.

- Так развесели меня в этот вечер! – с широкой улыбкой, но сквозь зубы произнёс царь. – Гони эти дурные мысли из моей головы! А мыслей дурных и скверных так много нынче на душу мне легли!

Царь положил руку себе на сердце. Князь схватил налету брошенную ему маску и бросил на неё взгляд, полный гнева и презрения.

- Да чтобы я, боярин, стал безумствовать и бесчинствовать!? – Михайло швырнул маску на пол и тотчас же развернулся.

Не успел он сделать и шагу прочь, как вновь столкнулся лицом к лицу с безобразной старухой. Даже в грохочущем шуме веселья князь слышал, как за его спиной государь заливается своим смехом, в котором льётся горячее безумие.

Свежий воздух обдал Михайло – на мгновение в глазах потемнело после удушливого жара на пиру. Князь огляделся, стоя на высоком крыльце. Двор был припорошен белым снегом и спокойно мерцал под светом от факелов и фонарей у ворот и во дворе.

...

Солнце ещё не взошло. Ранее морозное утро застыло в трепетном ожидании нового суетного дня, когда князь ступил на крыльцо церкви, но ему не суждено было переступить порог.

Михайло осенил себя крестным знаменем, сзади послышались шаги, приглушённые в снегу. Князь не успел схватиться за кинжал на поясе, как сталь вражеского клинка, припрятанного под плащом, пронзила Михайло под сердцем. Поворот клинка в ране, и снова удар в шею. С его губ сорвался отчаянный хрип, и ему вторил восклик ужаса прихожан, обернувшихся во время службы.

Убийца вытер клинок об одежду князя и спрятал оружие в свой рукав. Никто не видел его лица под чёрным капюшоном, опущенного до самых глаз, а если бы кто из прихожан и видел широкое лицо с неподвижными угрюмыми бровями, то ни за что бы не сознался. Чёрная фигура сошла с крыльца, оставив тело князя прямо на пороге церкви, и исчезла в проулках московских дворов.

В тот же день под расписными сводами зала, ещё не остывшего от праздного веселья, царь восседал на троне, слушая своего приближённого, подперев рукой лицо.

- Хворостин передал ваши речи и дары, государь. – доложил с поклоном мужчина в скромном облачении. - Басмановы вскоре прибудут в Слободу.

Мужчина говорил низким басом. По его раскрасневшемуся лицу казалось, что он только вернулся с мороза. Густые тёмно-русые волосы хмуро нависали над узкими неглубоко посаженными глазами.

- А князь Репнин? – спросил царь, не давая договорить.

- Отделан. – коротко кивнул мужчина. – На пороге церкви.

Государь тяжело вздохнул, прикрыв глаза.

- Отдайте сорок рублей на помин души. – государь отмахнулся медленным жестом.

Слуга удалился с поклоном, оставив государя в наедине со своими тяжёлыми мыслями, которые не оставляли ни днём, ни ночью.

...

Когда опускалась тьма, в каждом шорохе слышался заговорщицкий шёпот. Под холодным мерцанием далёких северных звёзд, Иоанн лежал в своих покоях, не в силах совладать с теми страхами, что наполняли его сердце.

Виски наливались тяжестью, тело ломило от усталости, но глаза, утомлённые в дневных трудах, никак не смыкались. Царь в немощном исступлении пялился на своды своей опочивальни в тревожном ожидании и трепетной надежде, когда же, наконец, придёт долгожданный покой.

Как и раньше, за порогом виднелись тени – полоса света, пробивающаяся под массивной дверью на тяжёлых стальных петлях, дрожала и прерывалась, точно прямо сейчас кто-то выжидает за дверью.