《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

От этих слов государь сжал кулак и стиснул зубы, после чего поднял взгляд на своего друга и советника.

- Сколько служит Басман, не было у меня и тени сомнения в нём. – твёрдо произнёс Иоанн.

- Оттого тебя гневают слова мои? – спросил Андрей, сохраняя холодный тон. – Я вижу пользу его на службе твоей. Но не позволяй ему вершить судьбы. Пусть он будет орудием воли твоей, но не более.

Иоанн замотал головой и поднял руку, призывая князя замолчать.

- Делай свой ход. – отрезал Иоанн.

- Я это и делаю. – ответил Андрей.

Царь схватился рукой за подлокотник своего кресла.

- Я не стану закрывать глаза, ежели против Басмановых что и будет. – твёрдо произнёс он. - Я верю тебе, Андрей, как самому себе. Нет в твоём сердце лукавства и жестокости. Но ежели Басмановы...

Грозный помотал головой.

- Нельзя, чтобы Басмановы... - тихо произнёс царь, будто бы говорил он слова эти лишь самому себе.

Курбский коротко кивнул, и остаток партии они провели в молчании.

…

Беспощадные морозы ударили своей когтистой лапой по русской земле. От ледяного воздуха резало нос при каждом вдохе. Солнце разливало свой бело-калённый свет, и бесчисленное множество искр, что сверкали в толще снега, вторили ему.

В воздухе поднимался густой пар, и в солнечных лучах он светился янтарём. Короткие порывы ветра колыхали поднимающийся поток, разрывая его на короткие клочья.

Треск дров, и высеченный с тем короткий сноп янтарных искр. Под чугунным котлом трещали брёвна, и жар от них поднимался вверх в морозном воздухе. Вода, что бурлила внутри, бросала обжигающие брызги.

Мрачная фигура государя величественно восседала на троне, за которым стояли Андрей Курбский и Басмановы. На его плечах лежал широкий воротник, побитый чёрным мехом. Голова государя, покрытая шапкой, оставалась неподвижна, и взгляд его, пустой и равнодушный, был опушен на площадь.

Двое бояр на службе государевой в чёрном облачении волокли под руки изменника. Лицо преступника было разбито до неузнаваемости.

Приближённые государя улюлюкали и кричали, предвкушая жестокую расправу, сам же царь оставался до удивительного невозмутимым и спокойным.

«Ещё одним подонком станет меньше… »

Иоанн поднял свой взгляд. Ему с возвышения были видны ближайшие терема и переулки, убегающие во все стороны от главной площади столицы.

«Сколько их таится ещё там, в закоулках? А в усадьбах?»

Тяжёлый вздох сорвался с его губ.

«Сколько не ловить их, всё одно…»

Иоанн даже не смотрел на площадь, где приговорённый орал, из последних сил надрывая своё сорванное горло, клянясь в свой верности отчизне, пока его приговор зачитывал мужчина с рыжей бородой и широким суровым лицом. Его низкий, грубый голос провозглашал все прегрешения, которые осуждённый всё отрицал.

Пока царская свита и толпа горожан глядели на площадь, улюлюкая и прикрикивая, не в силах отвести глаз, Иоанн блуждал своим взглядом по улицам, ведущие к площади. Его глаза бесцельно и со скукою бродили из стороны в сторону, как вдруг сердце его замерло.

Резкий холод, намного страшнее зимней стужи пробил его насквозь, заставив сжать рукоять своего ножа на поясе. В одном из переулков стояла фигура. Лица государь не видел, её дрожащий, неясный образ дрожал, как и образы, что возникали за ней.

«Как они посмели явиться посреди бела дня?... »

Ужас, охвативший разум Иоанна отступил, едва он услышал голос, обращённый к нему, но царь не расслышал слов. Государь перевёл взгляд налево, глядя на склонившегося в поклоне Фёдора, который, однако, поднял голову, в ожидании ответа.

- Повтори. – тихо бросил Иоанн, глядя на площадь.

- Просил я, государь великий, не угодно ли вам будет высечь того плута, которого мы с батюшкою привели на суд ваш? – спросил юноша, говоря в полтона.

Ни Курбский, ни отец Фёдора не могли слышать его слов.

- Плевать. – отмахнулся царь. – Всё одно, в кипятке ему вариться.

- Да как же так, что всё одно? – юноша удивлённо вскинул брови и схватился за сердце. – Злодея изловили мы, по воле вашей. Возносим мы в своих молитвах хвалу небесам, что волю вашу царскую исполняем. Мечи наши во кровь окропили, но не из-за злобы своей, не по слабости, но во имя ваше светлое. Одно нам утешение на службе этой нелёгкой – служение вам, государь великий.

Царь не глядел на Фёдора, медленно поднимая взгляд на тот проулок, где виделись ему образы лукавые, ныне растаявшие в зимнем воздухе.

«Не в вашей воле я… не в вашей!»

Лицо Иоанна озарилось слабой улыбкой, и Фёдор продолжил:

- Неужто в вашем сердце нет той радости, что есть в сердцах наших? Неужто не радостно видеть вам, как враг наш предстаёт перед судом, как грехи свои искупать будет животом своим перед землёй нашей, перед вами, государь?

- Смотрю, Басман, сын твой чего зрелищнее хочет. – слабо ухмыльнулся Иоанн, поднимая свою руку вверх.

Алексей бросил тревожный взгляд на Фёдора, но выражение лица юноши на время сгладило, если и вовсе не уняла тревогу старого воеводы.