Спустился вниз. Глубоко. Более трех метров. Когда встал на землю, зажег спичку.
– Гет.
– Что там?
– Спускайся. Тебе надо увидеть самому.
– Ну и вонь.
В канализации стоял старый, грязный стол. Валялся матрас с большими пятнами на нем. Человеческие кости. Черепа. Одежда. Много разной одежды.
– Нашел, – вдруг сказал егерь.
Сначала я не понял, что конкретно он имел в виду.
– Часы. Я ему их дарил. Сына они.
Он поднял с пола разбитые наручные часы и положил их в карман.
– Сзади написано его имя. Все это время он был здесь. В граде Покоя. Чутье не подвело, Злой. Вся эта одежда, кости, черепа, зубы. Все эти бумажники, склянки, рюкзаки, пустые банки… Это отморозок на всю голову. Как можно спать, жрать, срать в ведро, когда тебя окружает все это.
– Кайф ловит.
– Кайф, – прошипел злобно Данила.
– Послушай, Гет. Здесь сейчас оставаться – не самая лучшая идея. Он в любой момент может вернуться. Нужно брать его.
– Пусть вернется, встретим его, как полагается.
– Нет, егерь. Он не тупой. Увидит сдвинутый люк и на лыжню встанет. Потом ищи-свищи по всему Катарсису. Никогда сюда не вернется. Возвращаться в град – тоже не выход. Мы вот что сделаем – вылезем наружу. Отойдем немного от дома, есть одно хорошее место восточнее. Там поваленное дерево. Ниже травы тише воды. Дождемся его.
– А вот и наш паренек. Изгоенок. Гляди, слово сдержал.
– Вижу, Данила. Не сыпь на рану. Пошли.
– Недогрызло. Недогрызло парня.
Час, а может, и больше, мы молчали, спрятавшись за поваленным деревом. Все слова куда-то хором топиться пошли. Каждый из нас видел перед собой ту картину. Каждый из нас немало в Катарсисе повидал. Молчали.
– Не изгой это сделал, – разрушил стену Гет. – Учуял вонь арагора. Много раз выслеживал. В домах, подвалах, норах. Хорошо знаю этот запах. Не человеческий он. Нелюдя нора.
Говорил шепотом.
– И арагор сам люк отодвигает. И, будучи в своей норе, люк на место кладет и чем-то сверху накрывает, чтобы люка видно не было.
– Тоже подумал.
– То-то. Будет видно, Данила.
Помолчали.
– Слышу что-то, – сказал я. Егерь замер.
Прислушались.
Все ближе и ближе доносились голоса. Два голоса. Один из них мы узнали. Присмотрелись, узнали Мотылька. Рядом с ним стоял неизвестный, тоже не то в плаще, не то в длинных лохмотьях, высокий, худой. Не разглядеть лица. Он был выше Мотылька на две головы. Отодвинул люк Мотылек. Второй стоял рядом и смотрел на него. Сначала вниз спустился Мотылек, затем неизвестный.
– Ловушка это, Злой.
– Не понял.
– Нас заманили, – прошептал Гет.
– Говори прямо. Времени нет загадки разгадывать. Что заметил?
– Будь спокоен. Не делай резких движений, что бы ты ни увидел, Сашик. Все это иллюзия. Держи себя в руках.
– Да о чем ты, скажи. Ничего не вижу.
Данила повернулся ко мне лицом.
– Сына вижу. Стоит перед люком. Мне в глаза смотрел.
– Там никого нет.
– Там никого, Злой. Прав. Заманили.
Когда мы подошли ближе к люку, я понял, о чем говорил егерь. Лук выпал из рук.
– Чтоб тебя, Злой. Иллюзия это, – ударил Данила меня по лицу. – Приди в себя. Лук подбери.
Я быстро поднял лук с земли. В этот момент из люка наружу вылез Мотылек. Я не раздумывал. Тетива к подбородку. Спокойствие. Выстрел. На все это понадобилось не более двух секунд. Стрела проткнула солнечное сплетение изгоя. Гет выстрелил почти в тот же момент. В голову. У Мотылька не было шансов.
– Сейчас стражи сбегутся на выстрел, недалеко они, – сказал я.
– Что увидел, Злой?
– Пришел в себя после твоего отцовского леща. Это потом. Что со вторым делать будем?
Подошли к люку.
– Вылезай. Если вылезешь сам, не сразу пристрелим, – крикнул Данила.
Тишина.
– Я полезу, – сказал Гет.
– Он там сутки просидит, не вылезет, крыса. Без ствола он был. А в канализации ничего из железа не было.
– Осторожнее.
Егерь быстро спустился. Я смотрел вниз.
Он зажег спичку, держа револьвер перед собой.
– Злой…
– Что?
– Нет здесь второго.
– Как – нет?
– Пусто. Никого.
– Невозможно, – сказал я себе под нос.
– Спускаюсь.
Когда спустился, не понял, как это вышло. Залезли вдвоем, а вылез только один.
– Ты же сам видел, Гет? Не глюк же был?
– Видел. Кто знает?
– Его здесь нет. Это факт. В граде будем думы думать, надо подниматься.
– Замкнутое пространство. Некуда прятаться.
– Мы разное видели в Катарсисе, Данила, – напомнил я. – Вылазим.
В граде Покоя царила тишина. Смерть Пикассо и вся эта мрачная история с Мотыльком и неизвестным затронула за живое каждого из оставшихся в лагере.
Удалось даже немного подремать днем, наверное, от нервяка в сон склонило. Когда проснулся, зашел к Гету.
– Что дальше будешь делать, Данила?
– Закрыл свое. Остались еще вопросы, буду носить в себе. Но уже не здесь.
– Ночь сегодня начнется.
– Ночь переживем, даст Катарсис, и отправлюсь в путь. Пустоши – мой дом.
– Нужно пацанов похоронить.
– Похороним. Святое.
– Не сейчас уже, не успеем. После Ночи.
– Добро. Злой!
– Что смотришь так?
– Чего видел там, у люка?
– Что видел, того нет. Иллюзия.
– Не скажешь?
– Не нужно это никому, Гет. Да и мне тоже.
– Как знаешь. Больно иллюзии видеть.
– Да.
– Арагором воняло там. До сих пор чувствую этот запах.
– Он мог жить там до Мотылька.