открытия. С нарочитым удивлением автор обнаруживал, что каждая станция, где
останавливался поезд во время своего триумфального рейса, не что иное, как фабрика
кокосовой крошки. Узловая станция показалась ему чрезвычайно знакомой - и неспроста:
это было роскошное поместье Гупиля. Не называя владельца по имени, Гоген описывал
поместье так, что ошибиться было нельзя: «Оно стоит на бугре и напоминает кучу
консервных банок, выложенных ярусами, словно плотник задумал сотворить копию
дворца. В духе цивилизации, совсем как в Версале, сад украшают статуи. Есть и ворота, и
великолепные псевдометаллические вазы на колоннах с жидкими растениями алоэ,
выполненными из цинка! Заглянув в дверь, я как будто в дальнем конце различил две руки,
играющие на гитаре. И мне почудился голос, исполняющий прелестный припев: «Люблю
я эти денежки».. .» В заключение все высокопоставленные лица приглашаются Гупилем на
роскошный банкет, меж тем как простолюдины, включая Гогена, закусывают за свой счет в
станционном буфете, где подают ... кокосовую крошку.
Больше всего статьи Гогена пришлись по душе главному конкуренту Гупиля, мэру
Папеэте, Франсуа Карделла (Гоген явно это предвидел, потому что прислал мэру
экземпляр первого номера «Улыбки» с собственноручной надписью)190. Карделла родился
на Корсике и был истый корсиканец нравом - горячий и вспыльчивый. Он учился на
медицинском факультете, когда его призвали в армию и отправили подручным фельдшера
в Мексику, куда французские войска вторглись в 1863 году. Оттуда Карделла, уже как
судовой врач, добрался до Таити, и здесь ему так понравилось, что он, как и многие до и
после него, отслужив свой срок, осел на острове. Не тратя больше времени на учение, он
открыл аптеку, которой при Гогене, как уже говорилось, заведовал Амбруаз Милло,
бывший правительственный служащий. Аптека оказалась прибыльным делом, но по-
настоящему Карделла разбогател, когда заполучил монопольное право выращивать
опийный мак на острове и сверх того открыл скотобойню. Один из немногих в колонии, у
кого было вдоволь и времени и денег, он почти все свои зрелые годы посвятил политике. С
1890 года, когда Папеэте получил статут города, Карделла был бессменным мэром. Но
застать его чаще всего можно было не в мэрии, а на веранде его аптеки, очень удобно
расположенной в центре города (номер 20 на карте Папеэте); здесь-то Гоген, который
часто наведывался в город за лекарствами, и познакомился с ним191. И в той же аптеке Гоген
впервые встретил редактора «Ос», владельца типографии и часовщика по имени Жермен
Кулон.
Карделла возглавлял местную партию, которая называла себя католической, потому
что большинство ее членов считались католиками. Естественно, оппозиционная партия
называлась протестантской; ею руководили консул Гупиль и два миссионера-кальвиниста.
Обе партии, не имевшие ни определенной программы, ни твердых организационных
форм, возникли в 1885 году, когда колония получила известную автономию, и с тех пор
ожесточенно сражались за восемнадцать мест в генеральном совете, как был назван этот
миниатюрный парламент. Депутаты избирались всеобщим прямым голосованием, но на
этом сходство с современной демократией кончалось, потому что кандидатами могли быть
только лица, умеющие говорить и писать по-французски. Иначе говоря, туземцы чуть ли
не полностью отпадали; впрочем, они отнюдь не считали это вопиющей
несправедливостью. Напротив, они охотно голосовали за французов, лишь бы их не
заставляли платить налоги и вообще не трогали от выборов до выборов. И никто их не
трогал.
Рупором католической партии были как раз «Осы», принадлежавшие Карделле и
другому богатому дельцу, Виктору Раулю192. Оппозиция располагала двумя газетами:
«Французская Океания» (собственность консула Гупиля) и «Таитянский вестник»,
принадлежавший другому местному адвокату, Леону Бро, который позже стал норвежским
консулом. Самое замечательное в этих политических органах не содержание - оно
сводилось к нудным мелочным перепалкам, - а то, что издатели с великим трудом,
достойным лучшего применения, ухитрялись набирать и печатать их, располагая лишь
самыми примитивными машинами.
Как ни сражались между собой составлявшие прочное большинство обеих партий
французские купцы, трактирщики и плантаторы за честь заседать в совете, торговой и
сельскохозяйственной палатах, в одном вопросе всех поселенцев объединяло трогательное
единодушие: они считали, что им куда больше пристало управлять колонией, чем
присылаемым из Парижа чиновникам. Самые жаркие стычки происходили в генеральном
совете, где были представлены обе стороны. Численное превосходство бесспорно
принадлежало поселенцам: восемнадцать против одного-единственного представителя
властей, а именно, начальника Управления внутренних дел. Но на самом деле власти
располагали решающим козырем, так как губернатор или министр колоний в любую
минуту мог отменить постановления совета. Выдержка из книги одного бывшего
правительственного чиновника лучше долгих объяснений показывает, как работал
местный парламент.
«Заседания Генерального совета - желанное развлечение для местных жителей,