Еще ярче выразилось его приподнятое настроение в письме, отправленном им в это же время Шарлю Морису. Дипломатическая миссия генерального комиссара Шессе, которая начиналась так многообещающе чередой роскошных приемов, кончилась полным крахом. Зайдя в тупик, Шессе даже обратился за помощью к британскому консулу. «Британский консул отправился на остров на борту французского военного корабля, — негодующе сообщает Дуглас Холл, — объявил островитянам, что они должны признать французскую власть, и велел спустить английский флаг. Они отказались. Консул вернулся из лагеря мятежников на корабль и сообщил, что, к сожалению, не может убедить их выполнить его требование. Французский капитан учтиво поклонился и сказал, что ему приказано стрелять по английскому флагу, если он не будет спущен через четверть часа. Конечно, флаг не был спущен, и корабль сделал пятнадцать выстрелов, пока не перебил флагшток. Все это время британский консул находился на борту. Лично я- не представляю себе, чтобы англичанин мог спокойно смотреть, как обстреливают флаг его страны, пусть даже поднятый незаконно, но когда я разговаривал об этом с консулом, он со мной не согласился. Он отговаривался тем, что речь шла не об английском флаге, а о незаконно поднятой подделке»[171]. Кстати, обстрел не помог, потому что неунывающие островитяне вскоре опять подняли свой изрешеченный осколками «Юньон Джек».
После этого провала и Шессе и губернатора Таити отозвали во Францию. А превратить упрямых жителей Раиатеа из злокозненных английских роялистов в добрых французских республиканцев поручили человеку совсем другого склада, начальнику Управления внутренних дел, теннисисту Гюставу Галле; он доказал свое рвение и предприимчивость еще во время кровавых стычек между канаками и французскими поселенцами на Новой Каледонии в 1878 году. Для верности Галле включил в свою экспедицию два военных корабля и две роты солдат, из которых одну составляли таитянские волонтеры во главе со старым другом Гогена — вождем Тетуануи из Матаиеа. (Таитяне и жители Раиатеа исстари враждовали.) Но и веские доводы Галле не убедили твердолобых островитян: когда Гоген писал свое письмо Шарлю, они отступили в горы и там укрепились.
Отвращение Гогена к такому способу колонизации было теперь еще сильнее, чем год назад, когда он участвовал в экспедиции «Об» на Хуахине и Бора Бора. В письме Морису (недавно найденном мною у одного коллекционера автографов в Париже) он предлагал тому поместить в левой французской газете вымышленное интервью, будто бы взятое Гогеном у руководителя повстанцев Тераупо на Раиатеа. Вот как звучали мысли туземцев в толковании Гогена:
«Гоген. Почему вы не хотите, чтобы вами, как и таитянами, правили французы?
Тераупо. Потому что мы не продаемся и довольны своим собственным правлением и своими законами, которые отвечают нашим условиям и нашей психологии. Где бы вы, французы, ни утвердились, вы забираете себе все, и землю, и женщин; впрочем последних вы через несколько лет бросаете вместе с детьми и больше о них не заботитесь. Кроме того, вы повсюду насаждаете чиновников и жандармов, которым мы без конца должны подносить подарки, чтобы избежать неприятностей… Мы давно знаем цену вашей лжи и вашим красивым обещаниям. Стоит нам выпить или начать петь песни, как вы берете с нас штраф или бросаете нас в тюрьму, чтобы мы приобрели все те превосходные качества, коих вы сами лишены. Кто не помнит слугу губернатора Папино, который ночью вторгался в дома и насиловал девушек. И его нельзя было унять — слуга губернатора.
Гоген. Но если вы сами не согласитесь на безоговорочную капитуляцию, пушки все равно заставят вас сдаться. На что вы собственно надеетесь?
Тераупо. Ни на что. Мы знаем — если мы сдадимся, наших вождей отправят на каторгу в Нумеа. Но для маори стыд и позор умереть вдали от родной земли, поэтому мы предпочитаем погибнуть здесь. Вообще, все это можно объяснить очень просто. Покуда вы, французы, и мы, маори, будем жить бок о бок, распри неизбежны. А мы хотим мира. Так что придется вам убить нас. Тогда вы останетесь одни и будете стрелять друг в друга из ваших пушек и ружей. У нас есть лишь один способ защиты — бежать в горы»[172].
Несомненно, Гоген искренне осуждал карательные меры своих соотечественников против Раиатеа. Тем не менее его желание поместить это интервью (дополненное сведениями об истоках конфликта) в парижской газете было вызвано простодушным и в то же время эгоистичным стремлением показать своим недругам и клеветникам на Таити, что у него есть на родине влиятельные и богатые друзья, что он куда могущественнее и опаснее, чем думают его враги. Как всегда, Гогена больше интересовали живые люди, чем принципы и идеология. Поэтому он, наперекор всякой логике, охотно общался с многими офицерами французских военных кораблей, когда они вернулись в Папеэте, беспощадно подавив восстание на Раиатеа. Правда, эти офицеры интересовались творчеством Гогена, один из них даже купил у него картину.