Гоген в Полинезии

Чтобы быть поближе к почтамту и колониальной администрации, Гоген снял в том же районе, где жили его друзья лейтенант Жено, Дролле и Сюха, домик, который с небольшой натяжкой можно было назвать меблированным, и переехал вместе с Теха'аманой в Папеэте. Мысль сдавать меблированные дома совсем недавно пришла в голову одной предприимчивой особе, мадам Шербонье. История появления мадам Шербонье на острове не совсем обычна. В шестидесятых годах, когда она была еще очень молода, парижская полиция нравов арестовала ее на улице, пользовавшейся дурной славой. Вместе с другими своими незадачливыми сестрами она была сослана для «перевоспитания» в исправительную колонию в Новой Каледонии; там была каторга и постоянно не хватало женщин. По пути в колонию она смекнула, что гораздо лучше «перевоспитаться» где-нибудь в другом месте, и ухитрилась остаться на Таити. Перемена обстановки в сочетании с присущей мадам Шербонье энергией и предприимчивостью произвела замечательный эффект, и вскоре она уже стала владелицей ценного участка земли в Папеэте. Здесь она выстроила пять двухкомнатных домиков с верандой, которые и сдавала преимущественно правительственным чиновникам и офицерам, то есть людям с твердым доходом. Мало кто знал о ее прошлом, и во времена Гогена она была известна как весьма почтенная вдова, всегда одетая в длинное черное платье с высоким белым воротником. Но психология ее, видно, мало изменилась, потому что Гоген, к своему негодованию, однажды застал мадам Шербонье, когда она через стеклянную дверь заглядывала в его спальню. Вооружившись кистями, он живо замазал стекла, изобразив таитянок, животных и цветы; по чести говоря, практическая ценность этого витража превосходит художественную[105].

Гоген рассчитал правильно. Майская почтовая шхуна опередила крейсер и доставила наконец предписание министерства колоний губернатору отправить домой «нуждающегося живописца» за счет государства. Этот ответ задержался потому, что нелюбезный директор Академии и на сей раз снял с себя ответственность, переслав, для разнообразия, ходатайство в министерство внутренних дел, где был специальный отдел репатриации. Почему-то министерство иностранных дел тоже привлекли к решению этого пустякового вопроса. Словом, если учесть министерство просвещения, которому была подчинена Академия, и министерство колоний, четыре министерства должны были письменно извещать друг друга, что предпринято и что не предпринято. И надо же было случиться так, что, когда наконец эта огромная бюрократическая машина выдала результат, бумага всего на несколько дней опоздала на шхуну, вышедшую из Сан-Франциско 1 мая; для получателя это обернулось лишним месяцев томительного ожидания.

В отличие от Академии художеств министерство внутренних дел не брало на себя никаких обязательств перед Гогеном и не поручало ему официальных миссий. Поэтому бесплатный проезд обеспечивался ему на тех же условиях, что и другим нуждающимся гражданам, — в самом дешевом классе[106]. Но что понимать под самым дешевым классом на военном корабле, каким был «Дюшаффо»? Вопрос щекотливый, а парижские министерства не подсказали, как его решить. Служака Лакаскад пришел к такому выводу: Гогена поместить в кубрике с матросами, в лучшем случае, с боцманами (как-никак, у него была официальная миссия). Гоген возразил, что на «Вире» его разместили с офицерами, и назвал толкование Лакаскада низкой местью.

Возможно, так оно и было. На это можно лишь сказать, что несчастный Лакаскад к этому времени сам был основательно наказан актом мести, обращенным против него самого. Майская шхуна привезла лаконичное письмо из министерства колоний о том, что он переводится на остров Майотт в Индийском океане. Это было заметное понижение, если учесть, что Майотт несравненно меньше Французской Полинезии. Печальный конец долгого и славного правления Лакаскада на Таити был всецело результатом ожесточенной кампании против него, которую развернули поселенцы и их влиятельные друзья в Париже после того, как он ожесточил их новыми пошлинами. Отлично это понимая, Лакаскад, естественно, не захотел оставаться среди злорадствующих врагов, пока прибудет его преемник. И он сел на первое же судно, которое зашло в Папеэте. Это был английский пассажирский пароход «Ричмонд», совершавший регулярные рейсы между Таити и Новой Зеландией. Большинство поселенцев оказались настолько бессердечными, что 4 июня, в день отъезда Лакаскада, пришли на пристань и проводили его свистом, воем и бранью[107].