Годы в Вольфенбюттеле. Жизнь Жан-Поля Фридриха Рихтера

То, что Лессинг, не терпевший беспорядка, все лето и всю осень жил, как он сам в шутку говорил, сразу в трех местах, было бы для него до свадьбы источником постоянного раздражения. Теперь же он только посмеивался над всеми возможными неприятностями и был бодр, как никогда.

Семья продолжала жить в доме Бёрнера, а Лессинг по-прежнему держал свои книги и рукописи еще и в мансарде старого замка — до тех пор, пока в более просторной усадьбе Шеффера не побелили стены, не навели порядок и не прибили венские драпировки Евы. Это заняло почти целый год, ибо Еве следовало беречься. Лессинг всячески заботился о своей дорогой жене, так как узнал радостную новость. У них должен был родиться ребенок.

При мысли об этом Лессинг делался озорным, как мальчишка. Когда берлинский друг Лессинга Николаи обратился к нему за текстами для своего альманаха народных песен, Лессинг напомнил ему дерзкую, многоязычную шуточную песню:

Ты пробовал когда-нибудь
Под юбку к Лизхен заглянуть?..

Правда, французскую и итальянскую строфы он припомнить не смог, однако в шутливой форме дал Николаи понять, как позабавила его эта песня: — «Прошу не забывать, что английскую строфу я сочинил сам — так что не думайте, будто вы и Шлоссер — единственные немцы, сочинявшие стихи на английском языке!»

Дальнейший поиск текстов такого рода доставил ему изрядное удовольствие. Были опрошены все друзья, и спустя несколько недель Лессинг снова послал ожидавшему с нетерпением Николаи на выбор для его коллекции первые строфы грубовато-шутливых песен:

«Наш батрак служанку нашу
Затащил на сеновал…»

Или же:

«В постель нейдет невеста, талдычит всякий раз:
— Такого уговора ведь не было у нас…»

Были тут и забавные прибаутки-бессмыслицы, иначе говоря, шуточные песни, созданные, очевидно, по образу известной «Дело было в январе, пятого апреля».

Лессинг писал Николаи:

Я б легко мог с монахами встать в один ряд:
Они бедны, и я не богат;
Не пьют они мясо, не ем я вино:
Разве может быть большее сходство дано?
И все же я разницу вижу одну:
Когда они встают, я отхожу ко сну.

Однако Лессинг отобрал и некоторые тексты, исполненные глубокого смысла и так точно отвечавшие его собственным тайным опасениям, словно он не нашел эти стихи, а сам их сочинил.

Я нынче плохо день провел.
Еще не в силах я понять:
Тот край, где довелось бывать,
Мне больше не видать, не видать…

Господин Мозес, которому Николаи дал прочитать письмо, первым заметил странные, как ему показалось, колебания настроения Лессинга от безудержного веселья до мрачной озабоченности и связал это с выходом в свет четвертого тома вольфенбюттельских «Материалов». Четвертый номер «Материалов» содержал значительную часть из «Фрагментов безымянного», и больше ничего.

— Создается впечатление, — сказал господин Мозес берлинскому книгоиздателю Николаи, — будто наш друг приложил все силы к тому, чтобы бросить вызов ортодоксальной теологии. Тот, кто хорошо его знает, может предположить, что Лессингу пришлось слишком поспешно сдавать в печать этот четвертый том «Материалов», ибо он снова нуждался в деньгах. На самом же деле ему сейчас куда ближе шуточки о Лизхен, которой норовили заглянуть под юбку, и о невесте, что отказывалась лечь в постель. Мне, собственно говоря, уже давно следовало бы его навестить, ибо молчание, которое хранит ортодоксия, напоминает затишье перед бурей.

И даже сам Лессинг пока еще не представлял себе истинное положение дел.

Когда брат Карл сообщил ему кое-что об опасениях берлинских друзей, Готхольд ему ответил: «То, что о „Фрагментах“ моего „безымянного“ теологи помалкивают, лишь укрепляет меня в том добром мнении, какого я всегда придерживался в отношении них. Соблюдая необходимую осторожность, о них можно писать все, что вздумается. Их выводит из себя не то, чего их лишают, а то, что им взамен этого норовят навязать, и тут они правы. Ибо, если уж миру суждено стоять на лжи, то старая, давно привычная ложь годится для этого ничуть не меньше, чем новая.»

Долгожданный визит Мендельсона в Вольфенбюттель все откладывался, вплоть до самого последнего предрождественского воскресенья. Когда же господин Мозес, улыбаясь, переступил наконец порог их дома, это застало всех врасплох — и до рождественских праздников, и до родов оставались считанные дни.