Годы, тропы, ружье

В следующем году мы проплыли по Уралу на лодках около тысячи километров. В Кардаиловке, куда нас дотащили oт Оренбурга двугорбые верблюды, погрузились мы на лодки в конце августа. В здешних краях сентябрь и октябрь — лучшее время года: комаров уже нет, спадает удушливая жара, поспевают овощи, яблоки, созревают знаменитые илецкие арбузы и ароматные уральские дыни.

Трудно оторваться от города. Мы положительно похищали людей у их жён, из их квартир. Мы бежали, как малолетние заговорщики. Пока не сели в лодки, мне всё казалось, что вот кто-то задержит нac. Наша поездка походила на путешествие юношей, начитавшихся Фенимора Купера и тайно удиравших от родителей и педагогов. Лет через пятьдесят человек, вероятно, будет уже не в силах покидать каменные мешки и уходить без цели в природу. Разве что на курорты, жалкие приукрашенные человеческие загоны, томительно скучные для здорового человека…

Урал бежит среди широких степей. Ширина его не больше полутораста метров, обычно даже меньше. Бeрега повсюду однообразны, но приятны. Русло его очень извилисто. Один берег, куда ударяет течение, крут и обрывист. Другой — отлогая полоса чистого песка. Река повертывает; яры перебрасываются, на другую сторону, пески бледно желтеют всегда против яров.

Если вы спросите казака: «Далеко ли до поселка?» — он непременно ответит: «Десять яров».

Берега реки до поселка Каленого, где кончилось наше путешествие, покрыты кустарником и чернолесьем: талами, чилигой, ежевичником, шиповником, ветлой, ольхою, осинником, дубняком, вязом и осокорем. Леса отходят от берега на версту, две, редко дальше. Только под селением Бурлин тянется в степь на десятки километров знаменитый в тех краях Бородинский лес. По Сакмарской стороне кое-где поднимаются небольшие возвышения, к Уральску и они постепенно переходят в равнинную степь. По прибрежным лугам масса разнообразных озер, речушек, стариц, заливов, затонов, ериков, проток.

На двух лодках нас выехало семь человек и моя собака, пойнтер Грая. Впереди шла большая лодка «Ленинград», — в ней сидят пятеро. Позади плывут двое наших компаньонов на меньшей — «Москве», обычно именуемой: «Москва-товарная». Имелись, наскоро слаженные паруса; у нас — косой, у «Москвы» — китайский, прямой.

Гребем мы в две смены: каждому приходится махать веслами часа по три в день. На нашей лодке четыре весла, сменяемся по двое, на «Москве» пара весел, — там гребет один человек. Встаем обычно с солнцем, рыбачим, охотимся, готовим себе пищу. Дичи и рыбы у нас всегда вдосталь. Мы иногда даже меняем дичь и рыбу на хлеб, арбузы, яйца. Редко-редко выпадают малодобычливые дни. Да и странно было бы, если бы мы сидела без рыбы и дичи. У нас шесть дробовых ружей, есть винтовка — автомат-винчестер. Много рыболовных снастей: недотка — маленький бредень для ловли животки, несколько переметив, жерлиц, лесок и, наконец, — вероятно, впервые на Урал, — мы привезли спиннинг.

За восемнадцать дней до Уральска мы раза три делали дневки для передышки. Особенно хорошим станом оказалось устье притока Урала Утвы, против села Бурлин, у белых меловых гор. Здесь мы хорошо поохотились на серых куропаток, встретили тетеревов, стреляли уток, ловили щук, судаков, и сомов.

Долгое время Павел Дмитриевич не мог ничего поймать на спиннинг. Мы трунили над его мудреной, заморской снастью. Но пришел и его час.

Выехали мы утром против поселка Требухин на перекат: Урал здесь разбивается на два рукава. Пробираемся у берега по глуби. Смотрим, на перекате бьется какая-то рыба. Подъезжаем ближе. Жерехи то и дело выскакивают на поверхность, поблескивая серебристой чешуей. Я предложил стрелять рыбу. Но Павел Дмитриевич взялся за спиннинг. Не успел он кинуть с размаху длинную лесу в воду, как жерех уже сграбастал блесну. Началась борьба. Жерех оказался побежденным. Все схватились за блесны. Но спиннинг здесь действительно показал себя; за три часа было поймано с помощью его около пятидесяти жерехов, причем в среднем рыба была не меньше четырех фунтов. О, как засиял наш скромный спиннингист! Да и мы все после этого прониклись уважением к английской удочке. Казак, пришедший к нам на стан из Требухина, долго рассматривал спиннинг и качал с удивлением головою. Мы смеялись:

— Закажи себе у кузнеца такую.

Погода все время стояла жаркая, безоблачная. Мы ехали днем в трусах, с обнаженными торсами. Ночью было похолоднее, и кое-кто из обладателей тонких байковых одеял жаловался на свою судьбу. Но скоро мы приспособились и к ночной прохладе: стали настилать в палатку сена. За все время только раз проливной дождь загнал нас в казахский аул. Но и тут нам пришлось спать в своей палатке.