Годы, тропы, ружье

На речушке плавало под камышами с десяток чирушек, но мы не хотели задерживаться и прямиком выехали на луга. Я всю дорогу сильно жалел, что не было со мной моего пойнтера Грайки: куропатки то и дело с треском вылетали из-под ног лошадей, уносясь в ближайший лесок. Утрами и вечерами они всегда выбегают пастись на широкие поляны. Похоже было на то, что мы проезжаем полосой заповедного питомника. Кроме куропаток мы выпугнули две стайки стрепетов, переселившихся к осени на луга из увянувшей степи. А подальше от поселка увидели одиночку дрофу. Я попытался было подъехать к ней, но птица оказалась крайне осторожной и тотчас же взлетела и умахала за лес. Три раза спрыгивал я с лошади, когда вылетавшие стайки куропаток опускались на землю на наших глазах, но только раз мне удалось снова поднять их на воздух, — так быстро убегали они, скрытые густой травой. Я сбил пару серых птиц, к большому изумлению Георгия, никогда не видавшего стрельбы влет.

Через час мы въехали в лес и увидели огромное плесо темной Новой старицы. Стаи уток плавали и летали над озером, но все они были недоступны для выстрела. Мы проследовали дальше, к Поколотой старице, вокруг которой я знал много удобных для охоты котлубаней. Георгий тянул меня на самую старицу, уверяя, что там тысячи уток. Я знал, что он говорит правду, но берега старицы заросли густым камышом, ширина ее больше двухсот метров, и уток там не возьмешь. Я уступил настояниям молодого казака единственно из любопытства. Спутав жеребят и оставив их пастись на лугах, мы тихо подошли к берегам старицы. Сквозь густые заросли куги видны были сотни лысух и кряковых уток, мирно копошившихся на воде. Георгий полез в камыши по колено в воде и, высмотрев стаю уток поближе, выстрелил.

Какой гвалт поднялся над старицей, сколько крыльев зашелестело над нашими головами! Я выбрал одну из стаек кряковых и пустил в них два заряда, но, видимо, поспешил: утки благополучно миновали меня, и только потом одна из них невдалеке кувыркнулась через голову на зеленый луг, Георгий бегал по камышам, ловя подбитую чернеть. После выстрела утки расселись посредине старицы, и мы, полюбовавшись ими, двинулись дальше.

Около тальника я услышал вдруг резкий металлический крик серой куропатки: лунь настигал одну из них, перелетая за ней через кусты. Скоро хищник камнем опустился в траву и, видимо, схватил куропатку. Когда я подбежал поближе, лунь медленно поднялся с земли и, недовольно вращая желтыми глазами, низом полетел в сторону. За ним со звоном поднялась куропатка; я пустил им вслед два заряда мелкой дроби. Куропатка, теряя мелкие перья, кубарем завертелась в воздухе. Лунь взметнулся от удара, тряхнул судорожно крыльями и порывисто умахал за лес. Спина у куропатки была сильно расклевана хищником, и она едва ли выжила бы и без моего выстрела.

В километре от Поколотой старицы мы наткнулись на лощину, залитую мелкой водой, поросшую лопухами и утиной травой. На воде чернели комочки уток самых различных пород. По илистому берегу расхаживало до десятка неуклюжих, высоких голубых цапель. Здесь были луговины старых бахчей, теперь покрытых водою. Между двух полос воды шла невысокая гривка, поросшая старым, сухим камышом. Под прикрытием камыша мы вплотную подобрались к уткам. Их было несколько сотен. Юркие, пискливые чирята шныряли между лопухов, величавые шилохвости с длинными шеями медленно плавали по воде, жирные тяжелые кряковые копошились в тине, светлые крохали вертелись посредине озера, чернеть и серая утка большими стаями дремали на берегу. С минуту я удерживал Георгия от выстрела, стараясь вдоволь налюбоваться таким редким сборищем птиц. Затем я шепнул ему: «Бей!» Он предложил стрелять вместе, но я снова повторил свое приказание. Тогда он пустил заряд за зарядом в уток, оставив на месте пару тяжелых кряковых. Утки не поняли, откуда в них стреляли, и в беспорядке заметались над камышом. Одна из цапель чуть не задела своими длинными ногами за мою голову. Не меньше десяти раз успел я выстрелить по уткам, выбирая удобную цель. Мне посчастливилось сделать подряд три дуплета. Когда, перевернувшись в воздухе, шлепнулась на воду третья пара длинных шилохвостей, Георгий, загоревшимися глазами следивший за моей стрельбой, не выдержал и дико заорал:

— Ну и лихо же вы стреляете! Урру!

Я цыкнул на него и, высыпав на землю все свои патроны из патронташа, продолжал палить по уткам. Уже более пятнадцати птиц лежало мертвыми комочками на воде, а утки продолжали еще кружиться над озером. Первыми исчезли наиболее сообразительные кряквы, за ними улетели чернеть и шилохвость, а глупые чирки с писком вертелись вокруг нас и то и дело шлепались в нескольких шагах. Но мы их уже не били, выбирая только крупные породы.