Но он работал не только в интересах науки. Разве может Патруль наводить порядок на дорогах времени и блюсти реальность исторических событий, не отдавая себе полного отчета в том, что это за события? Книги изобилуют ошибками, а многие ключевые моменты даже не попали в хроники.
— Я был залегендирован как Эстебан Танаквил, францисканский монах, и примкнул к экспедиции Писарро в тысяча пятьсот тридцатом году, когда он вернулся в Америку из Испании.
До того, как название «Америка» вошло в обиход с подачи Вальдзеемюллера.
— Я просто наблюдал и записывал увиденное, стараясь остаться неузнанным.
И порой совершал мелкие запретные поступки, в меру своих жалких сил пытаясь смягчить жестокость этого мира.
— Вам, конечно же, известно о том, сколь огромное значение этот исторический момент приобретет в будущем… В будущем относительно моей эпохи и в прошлом относительно вашей — когда приверженцы Андского Возрождения придут в эти горы за своим наследством.
— А ведь и правда, — произнес Вараган тоном человека, поддерживающего дружескую беседу. — Поверни тогда история в другое русло, двадцатый век выглядел бы совершенно иначе. — Он ухмыльнулся. — Давайте предположим, к примеру, что смерть инки Уайны Капака и связанный с нею разрыв династической преемственности не привел бы к гражданской войне, ослабившей власть Атауальпы ко времени прибытия Писарро. Своими силами крошечная шайка испанских авантюристов, конечно же, не обрушила бы империю. Конкиста потребовала бы куда больших ресурсов и затянулась надолго. Это непременно сказалось бы на балансе сил в Европе, — как вам известно, на нее наседали турки, а Реформация разорвала те хрупкие связи, которые еще объединяли христианские страны.
— Так вот что вы задумали?
Тамберли понимал, что он должен испытывать гнев, отвращение — все, что угодно, кроме апатии, — но был слишком слаб. Даже любопытства едва хватило, чтобы задать вопрос.
— Возможно, — ехидно произнес Вараган. — Однако люди, которые вас обнаружили, — всего лишь разведчики. Им поручалась куда более скромная задача: доставить сюда выкуп за Атауальпу. Само собой, это вызвало бы изрядный переполох. — Он рассмеялся. — Но зато позволило бы сохранить бесценные произведения искусства. А чем занимались вы? Всего-навсего делали их голографические снимки для людей будущего.
— Для всего человечества, — поправил Тамберли.
— Для тех его представителей, которым дозволено наслаждаться плодами путешествий во времени под бдительным оком Патруля.
— Так сокровища здесь? — осторожно спросил Тамберли.
— Временно. Мы оборудовали тут базу, очень уж подходящее место. — Вараган осклабился. — В нашем тысячелетии от Патруля нигде не скроешься. Назойливые мухи! — рявкнул он в сердцах и тотчас успокоился. — На такой медвежьей дыре, как Мачу-Пикчу, перемены в ближайшем прошлом не скажутся. Ну кто обратит внимание на такой пустяк, как загадочное ночное исчезновение выкупа за Атауальпу? Но вас, Тамберли, сослуживцы будут разыскивать со всем рвением. Не поленятся заглянуть в каждый уголок. И чтобы предвидеть любые их действия, мы должны немедленно получить от вас исчерпывающую информацию.
«А ведь его признание должно было потрясти меня до глубины души, — подумал Тамберли. — Чистой воды авантюризм, полнейшее безрассудство. Эти люди способны накрутить петель на мировых линиях, породить хроновихри, гибельные для будущего… Нет, это не риск ради риска. Они действуют обдуманно, знают, чего хотят. Я это понимаю, и мне нисколько не страшно. Штуковина, насаженная на мой череп, подавляет человеческие чувства».
Вараган наклонился вперед.
— Так что давайте разберемся с вашей персональной историей, — сказал он. — Что вы считаете своей родиной? Кого считаете семьей, друзьями? Что подразумеваете под личными связями?
Фразы быстро обрели остроту бритвенного лезвия. Тамберли мог лишь слушать и смотреть, тогда как поднаторевший в допросах собеседник извлекал из него факт за фактом. Ухватившись за какую-нибудь ниточку, Вараган с завидным упорством вытягивал ее до конца.
За безопасность второй жены, пожалуй, беспокоиться не стоит — она тоже служит в Патруле. Первая жена Тамберли снова вышла замуж и исчезла из его жизни. Но есть брат Билл, который тоже женат… Господи боже! Как будто кто-то другой признался устами Стивена, что племянница для него словно родная дочь.
Свет в дверном проеме вдруг померк. Это Луис Кастелар ворвался в комнату, с яростью размахивая клинком.
Сложился пополам, рухнул, задергался в конвульсиях охранник. Вместо вопля из его рассеченного горла вылетали струи крови. Райор уронила пульт кирадекса и схватилась за пистолет. Но испанец уже был рядом. Его левый кулак врезался женщине в челюсть. Она отлетела к стене, осела на пол, глядя на конкистадора широко раскрытыми глазами и не имея сил шевельнуться.
Снова пропел клинок. Вараган был уже на ногах, с невероятной ловкостью он уклонился от удара, способного развалить его надвое. Но комната была слишком мала, чтобы предводитель экзальтационистов смог проскочить к выходу.