Я смотрел на нее, но ответа у меня не было. Она в очередной раз поразила меня мудростью, которой просто неоткуда было взяться у маленькой девочки…
София два раза зевнула, и я позвал сиделку, чтобы та проводила девочку в ее комнату.
— Сладких тебе снов, — пожелала она мне на прощание.
— И тебе тоже, красавица моя. Увидимся завтра, — ответил я и поцеловал ее в гладкий лобик. До конца своих дней я не забуду чудо ее улыбки.
За все пятьдесят семь лет жизни похороны Софии стали для меня самым тяжелым и страшным испытанием. И судя по боли в глазах Беллы, для нее тоже.
Глава 17
По вполне понятным и очевидным причинам мы с Беллой вновь стали еженедельно бывать в церкви. Хотя служба всегда была величественной и возвышенной, в глубине души я сознавал — подсознательно или интуитивно, как хотите, — что Господь присутствует не только у алтаря или на скамьях для верующих. Подобно воздуху, которым мы дышим, Он существовал во мне, вне меня и вокруг меня. Я чувствовал любовь Господа в явлениях природы, смехе внуков и грохоте прибоя у «Хижины Фло».
«Господь — средоточие ВСЕГО, и нет ничего такого, где нельзя ощутить Его любовь», — решил я.
Как-то ночью я сидел на постели, сражаясь с безжалостным и неумолимым недугом под названием бессонница, что продолжалось вот уже целую неделю. Я долго смотрел на Беллу, потерпел очередное поражение в сражении с унитазом и даже попробовал заняться головоломкой, но понял, что не могу сосредоточиться. Хотя бессонница и представлялась мне проклятием, во многих отношениях ее все-таки можно было счесть благословением. Пока весь остальной мир пребывал в забытьи, я получал в свое распоряжение драгоценное время для того, чтобы заглянуть себе в душу и произвести переоценку ценностей, поскольку при дневном свете обычно хватает других забот. И вот когда я стал молиться и просить Господа прийти в мою жизнь и помочь мне, то вдруг понял, что на самом деле Господь гораздо ближе ко мне, чем я полагал.
Оглядываясь на прожитую жизнь или глядя в недолгое будущее, что мне еще предстояло, я уразумел, что у меня остаются только два пути. Первый, которому не было видно ни конца ни края, — путь бесконечной горечи, печали и страданий. И второй, идти по которому я намеревался до последнего вздоха, — путь сострадания, надежды и решимости помогать ближнему. Вне зависимости от состояния своего угасающего тела, я стоял на том же перекрестке, что и каждое человеческое существо. Подобное открытие внушает смирение, согласитесь.
Сравнивая себя с другими, я понимал, что мне, в общем-то, не на что жаловаться — как тому старику, который потерял дочь, зятя и троих внуков в роковой автокатастрофе. Когда его спросили, как он собирается жить дальше, он ответил просто: «Господь знает, что делает. Это лишь вопрос веры».
Перед моим мысленным взором вдруг встало лицо матери. «Говорят, что вера слепа, — сказала она однажды, — но сердце не может быть слепым. Люди заблуждаются, полагаясь на чувства, которые могут подвести их в любой момент. Но я не такая. Я верю, что сердце видит все. И знает все. В моей жизни случались вещи, которым невозможно было найти логическое объяснение. Но в нужный момент события прошлого представали в своем истинном свете, я понимала их смысл и думала: «Вот теперь я вижу!» Но, опять же, видела я не глазами. Все на свете происходит не случайно, всему есть своя причина, и я старалась, чтобы каждый день мои намерения были чисты. А остальное — в руках Божиих, поскольку Его воля неизмеримо и неизменно сильнее моей. Точно так же, как невинное дитя верит в Деда Мороза, так и я знаю, что Спаситель всегда со мной. По мере того как шли годы, мне все труднее было поверить в то, что я видела глазами, а не сердцем. Просыпаясь утром, я знала, что Господь благословляет меня новым днем. И все, что мне остается, это верить».
Эти простые слова тронули мою душу, и мне даже стало жаль тех, других людей, которые не обладали мудростью моей матери. И я принял материнскую веру, а вместе с верой — и надежду, что в свое время сумею передать ее своим детям.