Год девственников

Мэгги снова отправилась на кухню. Тяжелая же выдалась неделя! Казалось, события наслаиваются одно на другое. Жаль, что Фло и Харви скоро уедут из страны, ей их будет очень не хватать. Они прибавили света в этом доме, хотя ножа Харви вовсе не была светлой. Занятная мысль. Хотелось, чтобы произошло что-нибудь, что внесло бы свет и в ее жизнь. Тогда ей будет так легко подниматься вечерами по этой лестнице, к нему. А может, разрешать ему спускаться в ее комнату…

Да, она думала так и знала, что ждать больше не может. Ее беспокоило то, что им в конце концов придется сойтись в этом доме. Она не понимала, почему это так ее беспокоит, ведь с самого первого дня, стоило ей прийти сюда ухаживать за Стивеном, она невзлюбила Уинифред. Временами та вела себя, как настоящая стерва. И Мэгги часто приходилось прикусывать язык, чтобы не высказать этой женщине все, что она о ней думает, и в первую очередь, что она выскочка. Так почему же Мэгги так сопротивлялась Дэниелу? Может, в ней говорила совесть?

С годами Мэгги немного устала от этого слова. Дом, в котором она жила, был католическим – за исключением Мэгги. И казалось, что иметь совесть – это привилегия католиков. Но Мэгги знала, что у нее чувство совести было острее, чем у любого из членов этого семейства. Хотя у Дэниела тоже болела совесть, но на то были особые причины. Мэгги никогда не могла винить Дэниела за что-то, что он сделал или мог бы сделать. Она любила его так долго и так безнадежно, что сейчас их воссоединение должно было бы приводить ее в восторг, но почему-то она не чувствовала радости. Все проходило слишком скрытно, и она не могла даже допустить мысли о том, что это станет известно еще кому-то. Но когда-нибудь это все равно произойдет. Да, произойдет… когда-нибудь.

Дэниел снова сидел рядом с Доном. Дэниел был в халате. И Стивен – тоже. Стивен лежал на соседней кровати, читая комиксы, и поминутно отрывался от своего чтения, чтобы улыбнуться отцу и брату.

Дэниел улыбался в ответ и вполголоса говорил Дону:

– Удивительные перемены произошли в этом малом за последние несколько месяцев. Ты заметил?

– Да, да. Он выглядит поумневшим.

– Это все из-за его чувств к тебе и… – Дэниел не стал продолжать: „и из-за того, что он наконец-то освободился от матери". Стивену это освобождение было нужно не меньше, чем Дону. Но одному свобода помогла, а вот другому… Дэниел оборвал свои мысли. – Знаешь, ты сегодня отлично выглядишь.

– Я и чувствую себя отлично, папа. Я даже могу глубоко вздохнуть. – Дон засмеялся и продемонстрировал это. Но улыбка быстро исчезла с его лица, и он тихо заговорил: – Знаешь, бывали дни, когда мне не хотелось просыпаться вовсе. Но когда я узнал вчерашние и сегодняшние новости, что с Аннеттой все в порядке, что она уже может сидеть, смеется и щебечет, как птичка, все чудесным образом переменилось. За весь день у меня не было ни одного приступа. И я принял только одну порцию таблеток, а вот этого вообще не пил. – Он показал пальцем на боковой столик, где стоял стакан, наполненный коричневой микстурой. – Если так пойдет и дальше, я наконец смогу засыпать естественным образом. А то от снотворного у меня по утрам так болит голова. Папа, когда я чувствую себя, как сегодня, я задаюсь вопросом: а может, человек способен управлять своей болью? Ведь с тех пор, как я услышал о ребенке и Аннетте, я чувствую себя совсем по-другому. Если боль начнется опять, я не стану прибегать к помощи таблеток. Если я выдержу так один день, то смогу обходиться без них и в другие.

– На твоем месте, дружок, я бы принимал таблетки. По мере того как ты становишься крепче, боль будет уменьшаться.

Дон посмотрел на отца и повторил:

– Становишься крепче… Папа, мы ведь обманываем друг друга. Сегодня был лишь проблеск. А завтра утром, как всегда, эти умные мысли о том, что можно усилием воли управлять болью, исчезнут.

– Не говори так. Чудеса случаются.

– Папа! – Дон нетерпеливо повел плечами. – Ради Бога, не надо этих благочестивых слов. Единственное чудо, которое может со мной случиться, это то, что я продержусь еще столько, что увижу, как мой ребенок ползает вокруг меня на кровати. Ну, ну, не расстраивайся! Только с тобой и с Джо я могу говорить откровенно. Кстати, почему ты отправил его вместо себя? Ты же так хотел сам увидеть свадьбу Фло.

– Не знаю. Множество причин. Я хотел быть рядом с тобой и с моей внучкой, – Дэниел состроил веселую рожицу. – И я знал, что, как только я доеду туда, мне тут же захочется рвануть обратно. Что касается Джо, то он любит путешествовать.

– Тут дело даже не в том, что Джо любит, а в том, что он делает для других. Нам повезло, что у нас есть Джо. Ты сам знаешь.

– Да, знаю.

– И Мэгги.

Дэниел почувствовал на себе пристальный взгляд сына. „Нет, нет", – подумал он и чуть было не пробормотал „Боже мой!", когда услышал следующие слова Дона:

– Она хорошая женщина, эта Мэгги. Но я не понимаю, что удерживало ее здесь все эти годы. А ты, папа?

На мгновение Дэниел почувствовал, что вопрос поставил его в тупик, но затем он нашелся:

– Ну, у нее нет своей семьи. Она считает нас своей семьей.