Гоблин

Катер пристроился с кормы. Сброс оборотов, медленный, вежливый подход к правому борту, пугать не нужно. У кормы к воде свисала с борта деревянная лодочка, казалось, что она вот-вот соскользнет в воду. Борт страшный: рябые ржавые листы местами были закрашены суриком, отсюда и пятна. Глубокие вмятины обрисовывали шпангоуты, как ребра у голодной клячи. Котлы явно текли, и пар шел из них, как из самовара.

Капитан с мостика свистел в медную дудку и что-то неразборчиво кричал, а по палубе в мою сторону, не прячась и не пригибаясь, быстрым шагом шел молодой араб с длинными волосами, стянутыми в хвост. Парень в цветастой рубашке и камуфляжных шароварах, заправленных в высокие шнурованные сапоги, остановился прямо надо мной, немного не дойдя до кнехта, ставшего для него последним оборонительным рубежом. В лучах яркого солнца на темном лице сверкали зубы, он улыбался во весь рот.

— Привет, салабон! — крикнул я.

Губы араба беззвучно зашевелились в попытке опознать язык, туповатое выражение на лице медленно сменялось какой-то заинтересованностью.

— Прими конец!

Это он понял, и начал быстро накидывать восьмерки-колышки на рога кнехта. Хорошо, теперь катер принайтован.

— Что ж грязно-то так у вас, развели тут, понимаешь… — ворчливо бормотал я, пока влезал по штормтрапу, елки, ну, действительно бардак, чуть не измазался ржавчиной.

— Вы торговец? — поинтересовался наконец-то матрос.

— Не так-то все просто, друг мой, — язвительно произнес я, почти беззаботно прислонившись к вогнутому в сторону надстройки ограждению борта. — Сколько человек на судне?

— Трое, — машинально ответил тот и настороженно прищурился, медленно начиная что-то соображать. Сообразив, он быстро шагнул вперед, но, прежде чем матрос схватил меня за руку, раздался глухой стук удара кулаком в грудину и скорбный звук обрушившихся с этим принудительным выдохом надежд. Тут же развернув его к себе спиной, я схватил араба правой рукой за шею и легонько сжал пальцы — араб, подвывая от резкой боли, начал безвольно подгибать ноги.

— Но-но! Не падать! — предупредил я, стиснув пальцами челюсть. — Вперед, боец, шагай весело, веди к капитану…

В рубке, кроме шкипера, никого не было.

Машина все так же работала малым ходом. Оглянулся — за спиной на палубе никого, механик сидит в своем чертоге.

— Какого черта?

— Здрасьте! — поздоровался я вежливо с ветераном-речником. — Меня зовут Гоблин, и это захват. Мне нужно ваше судно. Иначе убью всех.

Уф, какая жара стоит! Смола, которой залиты пазы в палубе и в рубке, выступила в щелях меж чуть выгнутых от времени тиковых досок черными блестящими жгутами. Многоопытный речник стоял так, чтобы на них не наступать. Качнув мятой панамой, он только кивнул, что-то про себя соображая, потом взглянул на меня, на небо, прищурился и перевел взгляд на горизонт — а там все тихо. Река была гладкой, масляной, без морщинки, она лоснилась на солнце и тоже, казалось, еле дышала от нестерпимого зноя.

— Ваше имя?

— Я капитан Энрике. И не только капитан, сын мой, но и святой отец, — с совершенно неожиданной для меня назидательной строгостью произнес маленький шкипер. — Ты только что осквернил мой корабль, ворвавшись на палубу с оружием, ты…

— Мог бы ворваться и без оружия, так легче? Сопротивляться не нужно, господин священник, или кто вы там есть. Просто поверьте, — посоветовал я и оглянулся еще раз. Араб кое-как стоял в углу, держась за шею и постепенно приходя в себя.

— Только полный идиот в такой ситуации может ответить отказом, — невозмутимо ответствовал шкипер на английском. — По-вашему, отец Энрике похож на идиота?

— Не похож.

— Тогда отложите в сторону свою дубину!

— Святой отец, — поморщился я, — вы только не волнуйтесь. Все идет по плану.

В помещении было полутемно. Надстройка пропитана запахами реки, леса и дыма, я словно вдохнул воздух тяжкого речного труда. Тут все как обычно.

Обстановка полностью соответствовала внешнему виду судна: рассохшийся деревянный стол, по большей части пыльные стекла, высокий стул и скамейка — все было изъедено речным червем. Выбор цветов небогат: преобладает темно-коричневое, почти черное, и зеленое. Лампа тоже зеленого цвета, широкие иллюминаторные рамы, медные крючки и замки на дверях — вся медь была густо-зеленого цвета, ее не драили лет, пожалуй, двести. На потолке к обшивке приросла большая засохшая улитка. Трап, ведущий к двум каютам со щелкающими замками на дверях, где можно отдохнуть после вахты, и где тесные и жесткие койки не мешают уставшему человеку спать, как убитому.

Приборов минимум, радиостанции на борту нет, очень хорошо.