Одна самоходная баржа выглядит так, словно судно с полного хода вышло на отмель и только там остановилось. За следующим низким судном явно военного назначения, судя по сохранившейся местами окраске, прячется речной колесный пароход пятидесяти метров длины первой половины девятнадцатого века. А эти остатки корпуса с красиво изогнутыми линиями напоминают… Елки-палки, да это же самая настоящая испанская или португальская каравелла шестнадцатого века, почти на таком же судне в море выходил сам Колумб! Ей место в каком-нибудь знаменитом музее! Не иначе, корпус пропитан волшебным консервирующим составом, как бы она могла сохраниться хотя бы в таком виде?
— Смотрящие помогли, сперли те, что поприличней, — подсказал я сам себе.
Низкий борт корабля возвышается остатками затейливых надстроек, массивный стержень руля проходит сквозь всю корму, по бортам имеются пушечные порты. А где сами орудия?
Startrek шел средним ходом, продвигаясь в глубь локации, а я, стараясь рассмотреть как можно больше деталей, попутно высматривал на реке подходящее для моих целей судно, и не у берега, а на ходу. Вдалеке, еле заметный даже в бинокль, на выход из реки двигался маленький пароходик, покрашенный в зеленый цвет, с невысокой, слегка скошенной назад трубой. Такой малыш мне не подходит.
Катер по спокойной воде пробивался сквозь полосы остатков тумана. Едва различимые возбуждающие ароматы то и дело доносились с дальнего берега. Это были запахи цветов, сырой растительности, земли и свежей рыбы, тысячи других опьяняющих запахов, поднятых восходящим солнцем. Поднимаясь все выше и выше, оно жаром своих лучей разрывало полосы. Клочья медленно поднимались вверх и растворялись в воздухе, открывая взору огромную акваторию и очертания береговой линии, покрытой непрерывной стеной леса.
Впервые я увидел новую реку во всей красе. Краски открывшегося ландшафта выглядели слишком яркими, почти кричащими, поражая глаз резкостью и насыщенностью. Над ближайшей косой с песчаными островками летали стайки попугаев, я слышал издаваемые ими пронзительные крики и свист.
Тем временем расстояния между судами, расставленными Смотрящими по берегу в виде коротких групп, становились все короче.
Здесь начинался жилой район, между некоторыми корпусами были переброшены деревянные мостки, позволяющие людям перемещаться, не спускаясь на берег. Опасный способ: ступать там придется с большой осторожностью. Грубые полуистлевшие доски, дрожа под ногами, в любой момент могут не выдержать веса, в каждую секунду путник рискует провалиться в трюм, где на остром зазубренном железе толстым слоем лежит пыль и гниль. Некоторые из мостиков имели веревочное ограждение, но и эти перила находились в плачевном состоянии. А что творится внутри трюмов и на палубах… Наверняка там можно найти скелеты зверей и птиц, блестящие белизной костей или сереющие лоскутами кожи. Внутри могут лежать и трупы людей в лохмотьях одежды. Каждый корпус был свидетелем и хранителем своей личной трагедии, давней или не очень.
Я согласился бы здесь жить только по приговору суда, возникает ощущение, что тебя заживо привезли на кладбище. Разные мне в рейдах встречались руины, и ни на одних из них я не ощущал позитива. Но едва ли что-либо на Платформе-5 могло быть печальнее зрелища этого громадного корабельного кладбища. Все неправильно. Погибшие суда должно хоронить море, озеро, река, а людей — земля. А это жутковатое захоронение оставляло своих мертвецов на виду, без покрова, в яркой подсветке южного солнца.
Если и есть здесь убежища, то какие-то они мертвые. Вокруг не наблюдается признаков жизни. Ни рыбачьих джонок, снующих вдоль берега, ни дымов очагов по берегу. Примерно с километр в ряд тянулись одни лишь полусгнившие и позеленевшие обломки. Они появлялись один за другим, с обнаженными ребрами шпангоутов и сбитыми набок мачтами, словно мертвецы, жутковато наблюдающие за проходом моего катера и медленно, очень неохотно отступающие за корму.
Ох ты, твою душу, этого только не хватало! К высокому обломку одной из мачт был привязан канатом самый настоящий скелет. Часть одежды еще сохранились. За один рукав, медленно раскачивающийся на слабом ветру, зацепилась кисть, но остальные кости уже давно выпали из плечевых суставов и валялись где-то внизу. Мумифицированная в пергамент кожа, иссушенная горячим светилом, сверкала на белом черепе казненного зловещей улыбкой… Виселицы не редкость для Платформы-5. Даже в Шанхае можно увидеть такие мрачные инсталляции — одному мука, другим наука, пример последствий неправильного поведения человека в обществе. В назидание другим. Однако там их через недельку снимают. Повисел, и достаточно, освободи место новенькому. Этот же висел долго.
После одного из совещаний в Форт-Россе, когда все серьезные вопросы в очередной раз были перетерты и на столе начала появляться посуда и нехитрая снедь позднего ужина, слово неожиданно взял Ули Маурер, шкипер «Клевера», заявивший: