Гоблин

Начались сумбурные разговоры, разбирательства. Голодали они страшно. У всех были серые безэмоциональные лица и тяжелый запах изо рта, верный спутник настоящего, вынужденного голода. Заметавшись в панике, я горячечно пытался сообразить, чем могу им помочь, и не находил никакого решения, впору от себя кусок отрезать. Ничего с собой не было! Ни рюкзака, ни пакета с едой сон не предусмотрел. Что вручить, российские деньги, что ли? Баксы, которые у меня были? Да кому они тут нужны!

Хлопая по карманам, я нашел чудом завалявшуюся после крайнего авиаперелета конфетку, это был леденец «Взлетная», и протянул находку матери, даже не пытаясь придумать, как ее можно разделить на всех. Но она сама придумала, попросив меня измельчить конфету в мелкую стружку, что я и сделал своим «Полисом».

Что было дальше, не знаю, меня вышвырнуло из сна в явь.

Верите или нет, а прошило меня так крепко, что на занятия в институт я, несмотря на надвигающуюся сессию, решил не идти, отлично понимая, что рискую провалить уже третью, несколько запоздалую попытку вместе с более молодыми оболтусами окончить высшую школу. В тот же день я почти суеверно купил в супермаркете конфеты и распихал их по всем карманам, а в чулане возле прихожей поставил тревожный тактический рюкзачок, набитый всякой добротной снедью… Представляете, насколько я поверил в этот перенос и как меня потрясла собственная беспомощность и неспособность помочь почти умирающим людям?

Следующий перенос случился только через неделю, забросило меня к той же самой двери. Но чуть пораньше: на дворе вечерело. И почти сразу же я чуть не нарвался на очень крупную неприятность — меня заметил военный патруль. Три фигуры в засаленных, светлых, некогда белых полушубках махом пропасли подозрительную фигуру и быстро двинулись в мою сторону. У одного был ППШ, у двух наганы. Они не бежали. Судя по всему, физически бойцы чувствовали себя немногим лучше гражданских. Да, их, конечно, кормили получше, паек был больше, но и затраты энергии у пацанов были совершенно другими.

Широко распахнув одну створку, я театрально заметался, затем сымитировал побег за угол, и тут же под прикрытием открытой двери вернулся в подъезд вдоль стены, взбегая на третий этаж в одну из пустых квартир. Закрылся на засов, притих и стал ждать. Патрульные немного растерялись, но в мой побег полностью не поверили, все-таки заглянув в подъезд. В принципе, я мог бы легко глушануть всех троих. Но это же немыслимо! Представляете ситуацию, в которой вам придется валить советских, то есть своих, людей? С другой стороны, если бы патрульные меня там повязали, то после допроса с пристрастием гарантированно шлепнули бы в течение суток, вот что я понял в эти тревожные секунды. И даже если меня прямо перед шлепкой перенесет в мою реальность, то многодетной семье не поздоровится.

Я понимал, что обмануть их не удастся. Все книги о приключениях попаданцев в Великую Отечественную — графоманское вранье. В каждой исторической эпохе существует просто невообразимое количество идентифицирующих мелочей-маркеров, узнать и освоить которые можно, лишь наследственно проживая в этом времени, причем оседло. А любая фальшь тут же бросится в глаза, что позволит быстро отличить чужого от своих.

Никакой легенды не подвести, ни-ка-кой… И действительно, вдумайтесь: почти двухметровый лосяра болтается по ночному Ленинграду, осажденному городу, живущему в особом режиме, а не сидит, как положено, в промерзших окопах, обороняя колыбель Революции от врага. К тому же он отменно ухожен и откромлен, на удивление розовощек, здоров, как испанский бык, и от него пахнет дорогим парфюмом, чего не может быть в принципе. Роль запахов в этих ситуациях вообще очень велика.

А еще у него на кармане висит диковинный складной нож, а на плече — современный тактический рюкзак с еще более диковинной снедью. Короче, все ясно — шпион фашистский, стенка, пуля, общая могила.

Мне несказанно повезло. На улице раздалась захлебывающаяся на морозе, но громкая трель милицейского свистка, у парней сразу возникла новая задача, оставившая их в живых, а у меня появился печальный и очень тревожный опыт. Стало понятно, что лихому пападанцу из двадцать первого века вообще не стоит лишний раз попадаться здесь кому-либо на глаза.

К моему удивлению, подопечные меня уже ждали, они тоже запомнили прошлый визит.

Второй раз я крепко удивился, сняв с плеча рюкзак и вывалив его содержимое на большой старинный стол в гостиной, где находился камин, это было главное жилое помещение. Непостижимым образом из комплекта исчезло все импортное и современное моей эпохе. То есть протащить через барьер я смог лишь самые простые и примитивные продукты типа тушенки, хлеба, сахара и так далее. Никаких сникерсов и кетчупов, майонеза в пакетах и красивого ассорти из плавленых сыров. В итоге на столе оказались три банки тушенки и кирпич белого хлеба. Ни йогуртов, ни марокканских мандаринов. О лекарствах я, урод, почему-то не подумал, так что уроки продолжались.