Гнёт ее заботы

Мысль о бросаемых камнях напомнила ему о святом Стефане, которого забили камнями до смерти, и внезапно он осознал, что фраза «хлеба святого Стефана» отсылала к камням ― опасным камням.

― Почти так, ― сказал Байрон. ― На самом деле это гораздо более древняя история, которую первобытные историки перемешали затем с собственными преданиями о сравнительно недавно произошедшем потопе. Существа, в которых обратились камни, выглядели как люди ― но это была лишь мимикрия ― на самом деле они были представителями совсем другого рода ― нефелимов. Радуга, о которой я упомянул, указывает на то, что природа солнечного света однажды изменилась, Бог знает, когда это было, и теперь он для них губителен ― в больших дозах он может даже вызвать их кристаллизацию, заморозить их на месте. Они превращаются в своеобразный грязный кварц. Жена Лота была одним из этих существ, и именно это с ней и случилось ― так что столб, в который она превратилась, не был на самом деле соляным.

― Так кристаллы кварца отпугивают их, потому что это… осколки их мертвых друзей?

― Не только поэтому. Изрядно уже захмелевший, Байрон взмахнул рукой в воздухе, подыскивая аналогию. ― Вот скажем, если бы ты был стаканом воды, в котором растворены три дюжины ложек сахара, ты бы ― ну я не знаю ― собирал леденцы?

― Э-э… о! Я понял! Это может вызвать кристаллизацию всего стакана.

― Именно! Не думаю что это биск… э-э, большой риск[137] для них, я слышал, что если только они не истощены, они могут превращаться в кристалл или камень, а потом обратно без какого-либо… с родственной безнаказанностью, но все равно это их отталкивает. Он устало кивнул и указал на чашу Кроуфорда. ― И вино, выпитое из аметистовой чаши ― а аметист тоже кварц ― хоть и крошечный, но все же бесспорно первый шаг к твоему освобождению. Это поможет тебе очиститься от недомоганий, вызываемых этими существами ― так что допивай. Байрон осоловело ему подмигнул. ― Если, конечно, ты на самом деле хочешь освободиться от существа, которое это с тобой сделало.

Кроуфорд поднял было чашу, но затем она нерешительно замерла в воздухе. Он нервно облизнул губы, а его лоб внезапно покрылся холодной испариной ― но мгновением позже он запрокинул чашу, осушил ее в три мощных глотка и протянул за добавкой.

― Ну что ж, начало положено. У тебя есть семья? Братья, сестры?

Кроуфорд помотал головой.

― Нет? Нет близнеца-половинки, твоего зеркального отражения, которого ты пытаешься спасти? Тогда ты, должно быть, разделил самого себя ― и теперь один из тех, кто «подобен двум изнуренных пловцам, что вместе сцепились и тащат друг друга на дно».

Странным образом Кроуфорд обнаружил себя вспоминающим фигуры, вылепленные на овсяной лепешке, которую отказалась разломить Джозефина. ― А вы с сестрой близнецы?

Байрону, казалось, внезапно стало не по себе. Он ответил с видимым принуждением, словно задолжал Кроуфорду некоторую степень искренности. ― Ну, может даже и ближе ― это все моя собственная вина, но именно поэтому Лорд Грэй так ревнует. Эти существа, знаешь ли, весьма ревнивы ― они не хотят, чтобы ты любил кого-нибудь кроме них, даже самого себя. Должно быть, именно поэтому они разрушают семьи: наши семьи ― это продолжения нас самих. Он уныло покачал головой. ― Бедная Августа. Я должен освободиться от этого существа.

* * *

Хотя это было не единственной целью, с которой они прибыли на материк, несколько английских туристов, теснящихся на кушетках отеля д'Англетер[138], все же преуспели в том, чтобы хоть одним глазком взглянуть на печально известного Лорда Байрона и его друга Шелли, который обыкновенно в книге записи постояльцев записывал свой род занятий как «атеист». Шла молва, что поэты предавались плотским утехам с двумя сестрам в доме на той стороне озера. Но к величайшему сожалению публики, лодочные экскурсии и взятые напрокат подзорные трубы не помогли проникнуть в частную жизнь знаменитой парочки.

Так что Полидори обрел благодарных слушателей когда, укрепив себя бутылкой минеральной воды, начал живописать, как отвратительно его бывший работодатель с ним обошелся. Большинство слушателей горели желанием привезти домой истории о дочерях Вильяма Годвина, но одна молодая девушка протиснулась через толпу, сгрудившуюся вокруг молодого врача, и попросила рассказать побольше о пьяном, из-за которого Полидори потерял этим утром свою работу.

― Это было самое безумное из всего, что на моих глазах проделывал Лорд Байрон, вскинулась его голова. ― Когда мы впервые увидели его три недели назад, этот человек утверждал, что он доктор, морской доктор, но я заглянул в его паспорт. Его настоящее имя Майкл Айкмэн, и он… ― для пущего эффекта Полидори сделал паузу, ― ветеринар.