Гнёт ее заботы

Кроуфорд нервно хихикнул. ― Тебе надо было там побывать. Она была раздавлена словно виноградные лозы, превращенные в сусло, и это-то в нашу первую брачную ночь.

Сморщенное словно грецкий орех лицо Де Ложа смягчилось от чего-то похожего на жалость. ― Мальчик мой, это не была твоя жена. Он покачал головой, а затем забрался в тележку. ― Ты получил свой паспорт ― теперь тащи меня домой, чтобы ты мог выполнить свою часть сделки.

Кроуфорд подумал, что может просто сбежать, наймет экипаж, который домчит его к Швейцарской границе, а этот сумасшедший старик пусть возвращается домой пешком или можно нанять несколько мальчишек тянуть его тележку. Затем, почти против своей воли, он вспомнил Аплтона с лошадью и деньгами и Китса, принесшего его багаж.

И он обреченно наклонился и поднял упряжь.

Солнце закатилось, когда они не были еще и в пяти милях к югу от Оре, но Де Лож наотрез отказался провести ночь в гостинице, даже когда Кроуфорд указал на то, что ночь будет безлунной, и в темноте они не увидят дорогу; и теперь Кроуфорд тяжело тащился вперед, лихорадочно размышляя, наступит ли когда-нибудь снова тот миг, когда ему не надо будет тянуть опостылевшую тележку через нескончаемые холмы Бретани.

Луна и впрямь была в своей самой темной фазе, но когда его зрачки расширились, приспосабливаясь к темноте, он обнаружил, что может все-таки видеть в небе ее бледный силуэт. Земля, казалось, тоже чуть заметно светилась, и несколько раз, когда до него доносились голоса с ближайших полей, Кроуфорд неясно различал фосфоресцирующие пятна, движущиеся среди дикорастущего кустарника; а когда мимо них бесшумно проплыл филин, он еще несколько долгих секунд следил за его молчаливым полетом, пока тот не устремился вниз, наперерез какому-то мелкому зверьку.

Оставив позади еще несколько миль, Кроуфорд снова поймал удобный, размеренный темп, так что, когда через щель отошедшей подошвы в ботинок забрался камешек, ему совсем не хотелось прерывать свой шаг и снимать ботинок ― но спустя несколько секунд, он осознал, что камешек не так уж ему и мешал. Может это была порожденная лихорадкой иллюзия, но та ступня, а, пожалуй, и вся нога, стала пружинистой и намного меньше чувствовала усталость. Чуть погодя он все же остановился, но только для того, чтобы найти другой камешек и положить его во второй ботинок. Позади него Де Лож тихо рассмеялся.

В этот раз долина стоячих камней его не испугала, даже несмотря на то, что ночью фигуры гораздо больше походили на неподвижно застывших мужчин, с какой-то невообразимой целью выстроившихся в линию, протянувшуюся на мили через ночную равнину. В звездном свете темные камни окутывала светящаяся дымка, и Кроуфорд, чувствуя головокружение и тошноту, подумал, что туманные очертания приветствуют его; он кивнул им в ответ и махнул изувеченной рукой.

Было уже за полночь, когда Кроуфорд остановил тележку возле перевернутой лодки, что служила Де Ложу домом. Когда они вошли внутрь, старик дал ему бокал брэнди и указал угол, где он мог заснуть.

* * *

На следующий день, в полдень, Кроуфорда разбудил голос старика, зовущего его снаружи. Он, спотыкаясь, выбрался из крошечного домика, щурясь на ослепительно яркий солнечный свет. Но лишь когда он подошел к нагромождению скал, и, взглянув вниз на приливную заводь, увидел старого Де Ложа, сидящего в воде возле заостренного камня, он вспомнил, как выбрался с корабля и обзавелся паспортом. «А теперь ты должен оказать ему ответную услугу, ― подумал он, косясь на палящее солнце и почесывая грудь под несвежей рубахой. ― Надеюсь только, это не займет слишком много времени, и я смогу снова пуститься в путь, прежде чем солнце слишком сильно отклонится к западу. Надеюсь, он не собирается предложить мне пожить у него»! Кроуфорд вытряхнул камни из разбитых ботинок и снова их натянул, а затем пробрался вниз через глыбы песчаника туда, где сидел Де Лож.

Старик был одет в ту же самую серую рясу, что и накануне, и чистая морская вода колыхалась и бурлила, доходя ему до самой груди. Грубо высеченный пирамидальный камень ушел под воду, но Кроуфорд различил, что вокруг его основания было обвито какое-то странное сегментированное ожерелье, в котором серебряные и деревянные бусины, перемежались с чем-то похожим на маленькие луковицы ― эти плавучие деревянные и овощные участки дугой изогнулись кверху и покачивались в струях воды, но серебряные бусины удерживали непонятное украшение внизу, на песке.

Кроуфорд снова с беспокойством огляделся вокруг, так как внезапно понял, что здесь должно случиться что-то плохое, и он не знал, с какой стороны это надвигалось.

Старик, скаля зубы, взглянул на него. ― Обрученный в горах, разведенный морем! ― с надрывом произнес он. ― Сейчас прилив, но все же, после того как ты меня освободишь, будь добр разбей чесночное ожерелье. Я не эгоист, и хотел бы вернуть долги.

Все еще ничего не понимая, Кроуфорд согласно кивнул. ― Понял. Разбить ожерелье. Он попробовал ногой воду и вздрогнул от холода. ― Ты… собираешься развестись?