Гнёт ее заботы

Он попытался понять, куда влекут его волны, чтобы поплыть к берегу в том же направлении, и обнаружил, что больше не видит дом. Коричневая пестреющая зеленью полоса материка утратила привычные черты и казалась теперь намного дальше. Казалось, что пронзительно фиолетовое небо и слепящее солнце давили на нее, заставляя ее сморщиваться.

Он несколько раз глубоко вдохнул, а затем, насколько мог, выбросил тело из воды и крикнул, «Помогите!» ― но усилие оставило его бездыханным, и звук вышел слабым.

«Просто держись наплаву, ― сказал он себе; ― ты можешь это делать весь день, верно? Дьявол, помню как-то раз в Бискайском заливе мы с Бойдом пробарахтались в воде целых два часа, пытаясь выяснить, кто продержится дольше, а товарищи плавали до нас, подкрепляя нашу решимость свежими бутылками эля. И вылезли мы в тот раз лишь потому, что стало ясно, чтоб чтобы дождаться пока один из нас сдастся, потребуется продолжать состязания как минимум до темноты. Это течение скорее прибьет тебя к какому-нибудь берегу, чем утащит из залива в открытое море».

Но, даже несмотря на то, что он использовал руки и ноги попеременно, он чувствовал, как мускулы под кожей натягиваются в струну. С того памятного состязания прошло уже почти десять лет, и он изрядно подрастерял свою юношескую форму где-то на пути из прошлого в настоящее.

Он заставил себя дышать ровно и медленно.

Одиночество пугало его. Он был крошечным островком смятения и страха посреди безликого бескрайнего моря, трепещущий, словно огонек свечи на потерянном игрушечном кораблике, и он подумал, что согласен даже утонуть, лишь бы еще хоть раз услышать чей-нибудь голос перед тем как отправиться в небытие.

«Он может позвать Ее».

Эта мысль послала дрожь через его тело. Успеет ли она прийти ему на помощь? К тому же в такой солнечный день? Откуда-то он знал, что успеет ― она любит его и должна понимать, что на самом деле он совсем не хотел порвать с ней тогда, в Альпах. Ему даже не придется покидать Джозефину ― после того как он окажется в безопасности на берегу, он придумает как помочь сумасшедшей бедняжке; в любом случае он сможет сделать для нее больше, чем если просто здесь утонет.

Он попытался размять негнущуюся левую ногу, но ее вдруг свела дикая судорога, исторгнув из его недр пронзительный вскрик. Он замолотил руками, пытаясь удержаться наплаву, но ему было ясно, что в запасе у него от силы минута.

А затем к своему ужасу он понял, что не может сделать это, не может позвать ее. Что ему придется умереть здесь, прямо сейчас, но кое-что ― его любовь к Джозефине, и любовь, которую она очевидно испытывала к нему, в тот недолгий послеполуденный миг, неделю назад ― делало смерть предпочтительней перспективы быть вновь одержимым ламией.

Он попробовал молиться, но мог лишь ругаться от бессильной ярости.

Вода сомкнулась над его головой, и он взглянул вверх на отражение Солнца, покачивающееся на водной глади. «Еще один последний взгляд на него, ― отчаянно подумал он, ― последний глоток морского воздуха».

Он заставил руки царапать воду в стороны и вниз, и голова вынырнула на поверхность ― и тут он услышал скрип весельных уключин.

Спустя мгновение до него долетел голос Джозефины, выкрикивающей, «Майкл»!

Он обнаружил, что у него еще осталось немного сил. Он всхлипывал от боли принесенной этим знанием, но руки его продолжали посылать вводу в стороны и вниз, и когда рядом с ним, описав в воздухе дугу, со всплеском приземлилось весло, он сумел подгрести к нему и ухватиться за широкую часть неживыми руками.

К другому концу была привязана веревка, и он чуть не разжал хватку, когда веревка потянула весло к лодке; наконец его голова натолкнулась на обшивку шлюпки, и он был втащен внутрь через планшир. И даже сумел немного помочь.

Его левая нога была неестественно скрючена и так сильно болела, что он даже подумал, не сломаны ли кости. Он прикоснулся к бедру, стянутые в комок мышцы были твердыми как камень.

― Судорога, ― выдохнул он, и мгновение спустя она уже разминала ее руками, стертыми в кровь энергичной, но неумелой греблей. Ее левую руку, которую она повредила на горе Венгерн, тоже похоже начинала одолевать судорога, но она работала решительно, с ловкостью медсестры, и минуту спустя узел, стянувший его левую ногу, отступил.

Долгое время он лежал, привалившись к одной из скамей, с закрытыми глазами, просто наполняя и опустошая легкие. Наконец он немного приподнялся и огляделся вокруг. Шелли нашел эту лодку слишком большой и поэтому неподходящей для гребли и бросил ее на нижнем этаже. И здесь больше никого не было, кроме него и Джозефины.

Он в изумлении смотрел на нее, пока дыхание не вернулось к нему достаточно, чтобы он мог говорить; и тогда, ― Кто ты? ― напрямик спросил он.

Вначале он думал, что она не ответит; затем она прошептала, ― Джозефина.

Он снова откинулся обратно. ― Хвала Небесам! Он потянулся и нежно взял ее изодранную искривленную руку. ― Но как же ты сумела вытащить эту лодку?

― Не знаю. Просто вытащила.