Гнилое яблоко

– Горжусь, уже. Издалека. Не приближайся ко мне.

Отум расцепил руки, и я увидел нож, который он прятал на груди. Кончик этого ножа я однажды уже ощутил на своей шее, но тогда все было не всерьез, а сейчас игры закончились. Мне стало нестерпимо грустно. Шоколадки съедены, но фантики от них остались, и вы еще ответите за каждую. Какую-то секунду я удерживал Отума взглядом, затем он рывком оказался рядом со мной – как призрак, вдруг возник в одном шаге от меня, хотя только что нас разделяло десять. Его пальцы стиснули мое плечо, и тогда я ударил Отума камнем наотмашь и побежал.

Я все время чувствовал его позади меня, но пытался не думать об этом, просто мчаться так быстро, как могу и не могу, огибая выпрыгивающие на пути деревья. Однажды руки Отума обхватили меня, жесткие и гибкие, как лианы. Я ощутил боль в горле, дрожь в коленях, и рванулся, готовый, если потребуется, даже выскочить из собственной шкуры. Стоило мне вырваться, все болезненные и мешающие ощущения перекрыло желание бежать. От всего мира для меня только и остался вздрагивающий, трясущийся лес. Это было как в страшном сне. Нечто подобное снилось мне прежде, но я не мог и предположить, что однажды это произойдет со мной на самом деле.

19. Нана

Я убежал. Хотя правильнее сказать, Отум позволил мне убежать. На первый раз он подыграл мне, ладно, но не следует надеяться, что дальше будет так же легко.

Заблудившийся в Долине, я был безразличен к своему положению. Времени больше не существовало. Ничего, кроме настоящей минуты. Так зачем тревожиться о следующей? Сил на бег не осталось, и я просто шел, наступая на темные опавшие листья – что-то в Долине убивало их прежде, чем до них доберется губительница-осень. Очень хотелось пить, но чувство голода осталось в другом мире и здесь не возникало. Я напряженно вслушивался, но погони не слышал и вскоре совсем остановился, разом лишившись всей силы воли. Сейчас, в этом бессилии, я недоумевал, что заставляло меня бежать получасом раньше. Сдаться настолько проще. Так пусть Отум убьет меня, и все закончится.

Я опустился на землю. Меня окутывало безразличие к себе и всему, что вокруг и кроме. Мне стало ясно теперь, что чувствовал Миико, которого Долина одурманила первым. Все ли с ним в порядке? Не попал ли он под нож съехавшему Отуму? Будь Миико мертв сейчас, я бы почувствовал? Уверен, что услышал бы его крик даже сквозь мои болезненные видения. Следовательно, он жив и скрывается, как и я. Я должен

(удивительно, насколько бессильно звучит здесь слово «должен», теряет свой обязательный смысл)

найти его, прежде чем уйти из Долины. Но я не уверен, что Долина нас выпустит. Возможно, мы оба обратимся в пыль.

Я попытался представить себе, как выгляжу в этот момент: стоящий на коленях на мокрых листьях жалкий мальчишка в грязной одежде. Мои каштановые волосы взъерошены и кажутся в этом свете почти черными. Наверное, лицо у меня расцарапано, а воспаленные веки покраснели. В целом вид совершенно замороченный. Я запутался, и мыслей у меня не больше чем у мухи, третий час тупо бьющейся о стекло (ей никогда не догадаться, что чуть выше открытая форточка). Я как школьная доска, на которой постоянно рисуют что-то, стирают, рисуют заново и снова стирают. Сейчас я весь покрыт меловыми разводами.

Не могу объяснить, как чувствуется здесь. Это что-то невыразимое. Как мелкий дождь, невидимо падающий с белого неба. Как шорох травы под ногами человека, идущего в кромешной темноте.

Я оперся ладонями о землю. Стоило перенести часть веса на руки, и плечи задрожали от слабости. Я впервые осознал, что я медленно умираю. Скоро я так ослабею, что не смогу подняться. В состоянии полной психической опустошенности вероятность смерти меня не пугала. И все же…. Я никогда не стремился к смерти. Я не мой отец.

(то, что Миико говорил о нем, правда?)

(нет)

(да, и ты понимаешь, что да. Поэтому тебе противны самоубийцы)

(несчастный случай)

(они сбегают, вообще не испытывая сожалений о близких или испытывая в степени недостаточной, чтобы остановиться. Как это эгоистично. Он был эгоистичным. Его вина, что ты оказался в ненавистном тебе городе. А потом он бросил тебя Рареху, а сам отправился легкой дорожкой)

(я не умру здесь. Не здесь и не потому, что сдался. Я должен найти Миико и выбраться отсюда. Куда-нибудь, где я смогу думать о будущем)

(Вставай. Ну же, обопрись на свои убеждения, если они так крепки, и поднимайся)

Я встал на ноги, чувствуя, что дрожу с головы до пят.

А потом я сунул руку в карман ветровки, и мои пальцы скользнули в непривычную пустоту – записной книжки не было. Внутри меня все похолодело. Мои корявые заметки были болезненной, но в целом относительно незначительной в данной ситуации потерей. Но в этой книжке было кое-что еще, потеря чего была равноценна утрате половины сердца.

Судорожно пытаясь припомнить, где я мог обронить книжку, я одновременно настороженно прислушивался. Но пока ничто не нарушало гудящей тишины вокруг.

(если сейчас что-то происходит, это происходит беззвучно)