Гнилое яблоко

Тропу мы заметили. Почти заросшая, она сузилась до ширины ладони. До нас по ней прошел кто-то, примяв траву. Отум ничего не сказал, но его физиономия приняла угрожающее выражение – как тучами затянулась. Тому, кто решится встать у него на пути, не позавидуешь – Отум собьет с ног и растопчет, не терзаясь мыслями о последствиях и угрызениями совести. Видимо, он когда-то крепко решил, что имеет право на все, что взбредет ему в голову, и не нашлось пока того асфальтного катка, который сравняет Его высочество с обычными смертными.

У тропинки Миико остановился, покачиваясь.

– Я устал.

– Рано еще уставать. Мы только-только жопы подняли, – огрызнулся Отум, и мне захотелось двинуть его по башке.

– Ты, конечно, уверовал, что ты здесь главный, Отум, – сказал я. – Но так ли оно на самом деле?

Отум скрипнул зубами.

– Если Миико хочет перерыва, мы остановимся – я и он. Ты иди дальше хоть пока не рухнешь, но не жди, что мы тебя нагоним, – продолжал я.

Отум развернулся всем телом ко мне.

– Мне послышалось, ты что-то сказал? – спросил он вежливо.

Конечно, я должен был подтвердить, что ему только послышалось. Отум ждал этого, Миико, кажется, тоже. Но я ответил:

– Я сказал, иди дальше один, если хочешь, Отум.

Отум улыбнулся. Он поднял руку, и я инстинктивно отшатнулся, когда он протянул ее к моему лицу. Улыбка Отума стала шире, и его острые ногти, кончиками которых он провел по моей щеке, оставили тонкие царапины.

– Ты же знаешь, чего я хочу. Так просто делай это. И всем будет лучше.

– Я пойду, – тихо пропищал Миико. – Я устал, но я потерплю.

Отум смотрел мне в глаза, и внутри меня, от груди до паха, разливалось усиливающееся жжение. Все же… в Отуме было что-то, отчего мне хотелось идти за ним. Сделать то, чего он хочет. И я тоже хочу.

Взгляд Отума скользнул к щели между моих приоткрытых губ. Я судорожно сглотнул.

– Идем до наступления сумерек, – объявил Отум. – Потом свободны.

Солнце висело еще высоко, но до того, как оно начнет опускаться, ждать оставалось недолго. Впрочем, я не был уверен, что меня это радует.

10. Круги из камней

Только в путешествиях такого рода по-настоящему осознаешь свою уязвимость перед большим миром вокруг, где даже пятиминутный дождь может стать серьезной неприятностью, если нет места, чтобы обсушиться и согреться. Я успел окончательно решить, что не создан для бродячей жизни.

Джинсы до колен пропитались водой, которой трава щедро со мной делилась. При каждом шаге в кроссовках мерзко хлюпало. Солнце вспомнило о нас, но грело слабо, и только лило на траву потоки света. Мне было не так чтобы очень холодно, но неприятно до жути. Все время настойчиво представлялась ванна с горячей водой. Сорвать с себя сырую одежду, лечь в воду, удобно вытянуться и закрыть глаза… согреться… может, и мышцы перестали бы так ныть. У меня везде ломило, словно у старого ревматика. А что будет утром, когда последствия физической нагрузки проявят себя в полную силу?

Чтобы отвлечься от дискомфорта, я попытался занять себя размышлениями. В голове переплелись мысли об Отуме, Миико и Громадине, которого я поставил на распутье и бросил. В мрачном образе Громадины я находил что-то привлекательное – видимо, остатки былой к нему привязанности еще жили в глубине моей души. Он был моим первым персонажем и явился мне после смерти Наны. Оказавшийся в непривычном одиночестве, я находил в нем утешение и поддержку. Громадина рядом со мной, и никто не тронет меня, если он возвышается возле. Никакого стекла – Громадина всегда защищает меня. У него темно-серые глаза.

(я все еще думаю про Громадину или уже про Отума?)

Его родителями были духи камней.

(мне всегда нравились сильные. Я могу чувствовать жалость к слабым, но любить их не могу. Хотя жалость способна притворяться многими чувствами)

В моей истории Громадина разрушал город, мстя горожанам за жестокое убийство его хозяина. Сюжет, если подумать, весьма сомнительный с моральной точки зрения, но я приложил максимум усилий, чтобы каждый, попавший под тяжелую лапу Громадины, казался заслуживающим своей участи. Город Скверны…

«Громадина качнул рукой, как молотом, и когда его огромный кулак врезался в экран, что-то взорвалось внутри телевизора. Брызнувшие осколки едва царапнули толстую, будто кора старого дуба, шкуру Громадины, но по лицу и шее женщины потекла кровь».

(низкопробно, но я включу в рассказ этот эпизод, даже если потом мне будет за него стыдно)

Отум повернулся в профиль. У него был красивый нос, с небольшой выпуклостью ближе к переносице; хотя, пожалуй, длинноват чуть-чуть. Очень подходящий нос для человека, одержимого идеей собственного величия.

Я ведь действительно верил в тот черный период, что Громадина способен меня защитить. Ни на кого я не полагался так, как на него. Разве что на Нану. Я так жалел, что в тот день Громадины еще не существовало. Придумай я его раньше, она… Дети все-таки порой ужасно глупые… То есть наивные, что в вопросах жизни и смерти приравнивается к глупости.