Гниль

— В каком? — Мунн, кажется, не удивился. Возможно — у Маана были все основания это предполагать — он заранее знал десятки возможных направлений разговора, и теперь лишь хладнокровно выбирал нужный вариант.

— У меня дома. Тихий район, а дом, думаю, до сих пор стоит пустым. Я приду туда в десять часов утра. Один. И вы будете там с Бесс. Вас будет двое. Никакой охраны, никаких инспекторов, никаких Кулаков.

— Маан! Если ты действительно думаешь, что…

Он не дал себя перебить.

— Если вы попробуете организовать засаду, будьте уверены, я почувствую ее. Я всю жизнь работал в Контроле, и учил многих ваших лучших людей. У меня наметанный глаз. Если я увижу хоть одного человека… Хоть одного служаку из Контроля… Черт возьми, если у меня просто появится подозрение… Я возьму пистолет, приложу к голове и спущу курок. Для этого мне понадобится совсем немного времени, гораздо меньше, чем вашим самым опытным и резвым ребятам чтобы сцапать меня. Как вам такое, Мунн? Но если вы зададите себе вопрос — «А сделает ли он это?», то сможете дать себе верный ответ. Сделает. Потому что он уже мертв. Он умирал дважды, и больше на этом свете его почти ничего не держит. К тому же его психика, конечно, серьезно повреждена после всего того, что ему пришлось пережить. О, он несомненно сделает это. Вы ведь именно так подумали, Мунн?

— Ты дурак, — проскрипел Мунн. Его беспокойство, которое не мог скрыть треск статических помех на линии, понравилось Маану, — Мне нужна не твоя жизнь. Мне нужно твое тело. Я согласен получить его и с дыркой в голове.

— Ну разумеется. Только мое мертвое тело имеет куда меньшую ценность. Вы ведь не знаете, какие следы оставила во мне Гниль. И какие из них пропадут безвозвратно, как только мое сердце перестанет биться. Вы ведь знаете, что единственная вещь, в отношении которой можно быть уверенным, работая с Гнилью, это то, что нельзя быть ни в чем уверенным? Конечно, знаете, вы ведь любите это повторять. Я нужен вам живым, Мунн. Теперь вы знаете мое условие.

— Это вздор. Я не могу принять его.

— Можете. И примете. Вы слишком боитесь потерять меня. И это понятно. Подумайте, Мунн, а вдруг я сейчас заключаю в себе весь смысл вашей жизни? Вдруг именно во мне находится то зерно, которое искоренит Гниль навеки? И оно на таком небольшом расстоянии от вашей руки… Вы готовы рискнуть? Готовы? Готовы поставить его на кон? Я знаю, что нет. Вы же фанатик вроде Геалаха. Вы выполните мои условия.

— Маан… — Мунн собирался что-то сказать, его голос, обычно благодушный и спокойный, подрагивал от напряжения, но Маан не собирался давать ему время.

— Будьте вдвоем — вы и Бесс. У меня дома в десять часов. И не делайте ничего такого, о чем потом можете пожалеть. Отбой.

От отнял от уха успевшую нагреться пластиковую коробку и, подумав, треснул ее о ближайший камень. Изнутри посыпалась труха — осколки микросхем и деталей. Излишняя предосторожность, но она не помешает. Да и говорить больше было не о чем.

Маан запахнулся в плащ и прижался спиной к камню, прикрыв глаза. Он не ощущал напряжения, не ощущал того, что вот-вот пересечет какую-то важную черту, к которой шел всю жизнь. Он чувствовал лишь опустошенность. Слишком долгая, затянувшаяся игра. Маан ощущал себя в ней засидевшимся до рассвета за игорным столом игроком, остекленевшим от усталости и апатии. Давно нет азарта, нет надежд, есть только тихое удовлетворение от того, что долгая скучная партия наконец закончена, и даже результат ее уже неинтересен.

Единственное, чего он хотел — чтоб все скорее закончилось. Но до рассвета оставалось еще много времени, поэтому он устроился поудобнее. Может быть, у него даже получится заснуть.

ГЛАВА 17

Он был уверен, что Мунн примет его угрозу со всей серьезностью, но все же, подходя к своему дому, постоянно высматривал следы чужого присутствия. Он знал, что если засада организована по всем правилам, он вряд ли обнаружит ее до того, как над ухом негромко клацнет взведенный курок. Вопрос был только в том, раскусил ли Мунн его блеф. Станет ли он рисковать. Маан решил, что не станет. Но инстинкты были сильнее — Маан приглядывался к прохожим, наблюдал за проезжающими машинами, замечал каждое открытое окно в соседских домах. Прохожих и машин было совсем мало — даже в престижном жилом блоке в будний день обитатели ходят на службу.

Но все же к самому дому Маан подошел закоулками, почти той же дорогой, которой и сбегал из него. Никаких следов этого бегства не встретилось ему по пути — сломанные им ограды и заборы были аккуратно восстановлены, и даже цветочные грядки имели не потревоженный безмятежный вид. Этот мир постарался быстро забыть Джата Маана. И у него это вполне получилось.