Гнездо

— Вовсе нет. — Орнитолог Дегак важно поднял указательный палец вверх. — Постройка из классических материалов отнимает у пары ласточек десять дней, гнездо из жевательной резинки было закончено за неделю.

— Не может быть, — удивился профессор Ригел. — Поймите, ведь ласточки должны были собирать свеже…

Он пощелкал пальцами, пытаясь подобрать слово поделикатнее, но Вах закончил его мысль:

— …выплюнутую жвачку.

Профессор, с упреком взглянул на инженера, чопорно поправил:

— Я хотел сказать — жевательную резинку, непосредственно выкинутую изо рта. Иначе жевательная резинка затвердеет и перестанет быть подходящим строительным материалом.

— Представляете, что это значит? — повернулся к нам инженер Вах. Мысль, только что родившаяся у него в голове, заставила его испуганно вытаращить глаза.

— Конечно, — спокойно ответил орнитолог. — Что ласточки наблюдают за нами.

Не знаю, пришел ли такой ответ в голову профессору, но признаюсь, что мне нет. Однако это было абсолютно логично. Должно быть, так оно и было. Холодок пробежал у меня по спине, я невольно оглянулся. В эту минуту я совсем забыл о том, что сейчас только начало марта, а значит, до прилета ласточек еще далеко. Профессор, возможно, был шокирован высказанной догадкой так же, как и я, но не подал виду.

— Наверно, они уже давно наблюдают за нами, — медленно произнес он. — Именно мы, видимо, повлияли на их развитие. Никто, кроме человека, не заменяет природное сырье искусственным материалом.

— В этом есть что-то неприятное, — признался я.

Я чувствовал себя дураком. Я всегда пребывал в тщеславной непоколебимой уверенности, что только мы способны наблюдать, кто как живет на свете, и даже во сне мне бы не приснилось, что и к нам кто-то присматривается. Меня охватило чувство беспокойства.

Инженер Вах снова склонился к гнезду со своей лупой:

— Коллега, вы видели, как они строили? Как им удалось слепить все это?

— Вы будет потрясены, — сказал Дегак. — Я наблюдал у них не только разделение труда, но и вполне осознанное сотрудничество.

— Ну уж в это я поверить не могу, — прервал его профессор.

— Не только возможно, но даже необходимо, чтобы они сотрудничали, — вступился за Дегака Вах, подавая профессору лупу. — Смотрите.

— Знаете, как они это делали? — продолжал Дегак. — Одна ласточка приносила размягченную жевательную резинку, прижимала ее к начатой стенке гнезда, а другая прищипывала клювиком. Сначала ласточка прихватывала резинку, будто точечной сваркой, а потом обе птички тщательно и систематично делали то же самое с двух сторон по всей длине шва. Ведь так, видите, профессор?

— Да, — признал тот.

— Послушайте, как выглядели эти ласточки? — схватил Дегака за руку инженер Вах, разгоряченный загадкой удивительного гнезда.

— Обыкновенно, — пожал плечами орнитолог.

— Я имею в виду, не издавали ли они звуки, похожие на человеческую речь, — уточнил Вах.

— Вы думаете, что если попугай может говорить, то смышленая ласточка… — улыбнулся Дегак.

— Я имел в виду, не привлекли ли они вашего внимания еще каким-нибудь проявлением разумности. Например, речью.

— Ну, разве подражание человеческой речи является проявлением разума? — усмехнулся орнитолог. — Мне иногда кажется, что как раз у самых разговорчивых разум отсутствует.

— Коллеги, коллеги… — примирительно сказал профессор, потому что между Дегаком и Вахом начали пробегать грозовые разряды. Дегак стал язвить, очевидно, потому, что Вах не сумел побороть свой научный голод и проявлял к гнезду Дегака почти неприличный интерес. — Расскажите нам лучше, пан Дегак, что случилось с этим гнездом дальше.

— Ласточки жили в нем абсолютно так же, как в классическом гнезде. До двадцатого августа, а потом улетели на юг. — Дегак загадочно улыбался. Было ясно, что он знает еще что-то, но не спешит выложить, держит нас в напряжении, чтобы в полной мере насладиться эффектом от своего открытия, о котором он рассказывает впервые. И кому? Коллегам, которые приходят в изумление. В удовольствии такого рода ни один ученый себе не откажет.

— Ласточки действительно улетели? — спросил я, видя, что Дегак ждет подобного вопроса.

— Улетели, — кивнул орнитолог. — И скоро в гнезде поселился воробей.

— Это в порядке вещей, — холодно произнес Вах. — Воробьи любят селиться в гнездах ласточек.

— Обычно так и бывает, но тут… Воробей не боялся занимать такое странное гнездо? — спросил профессор.

— Вовсе нет, — махнул рукой орнитолог. — Он поселился в нем с обычной воробьиной самоуверенностью…

— Минуточку, — прервал я орнитолога. В голове у меня засела мысль о том, что птицы наблюдают за нами. — А где этот воробей сейчас? Его выселили?

— Нет, — важно произнес Дегак. — В январе он замерз в этом гнезде.

— Что-о? — поднял брови профессор.

— Конечно, гнездо несовершенно, — не удержался химик Вах, увидевший в этом сообщении возможность преуменьшить значение открытия орнитолога, к которому не испытывал симпатии. — Это же невероятно, чтобы первое гнездо из искусственного материала оказалось верхом совершенства.

— У вас есть более веские аргументы? — резко спросил Дегак.

— Но вы же сказали: оно не защищает от мороза.