Второй выводок, если даже после первого остается достаточно времени на повторное гнездование, не обязателен для каждой семьи мухоловок. Многие ограничиваются одним. Но немало и таких, которые растят вторых с еще большей заботой, чем первых. По тихому, похожему на сверчковое, поскрипыванию я быстро отыскал всех слетков. Родители кормили их с таким усердием, словно старались этим загладить свою вину перед первой четверкой, с которой расстались, едва молодняк начал охотиться самостоятельно. Правда, теперь с добычей — мухами и другой летающей мелюзгой — стало легче. Отец и мать несли корм по первому требованию. И даже когда молодые, став искусными в полете и ловкими в охоте, продолжали изредка попрошайничать, им не отказывали. Будь это родителям в обузу, они, скорее всего, улетели бы.
Отчуждение стало проявляться лишь после того, как слетки сменили детское перо на наряд взрослых мухоловок, и от светлой каемки по краям рта не осталось и следа. Придя после недельного перерыва на их участок, я не сразу понял, что там произошло: на прежнем месте было пять взрослых мухоловок. Молодые это или взрослые, к которым присоединились пролетные?
Не может самая проворная и ловкая муха увернуться от снайперского броска взрослой мухоловки. А тут две птицы промахнулись дважды кряду. А когда к одной из промахнувшихся подлетела третья птица и с лета сунула ей в клюв толстую синюю муху, все стало ясно. Слетки за неделю успели переодеться в новое платье (оставшаяся с ними одна из взрослых птиц была в заметно потрепанном наряде), но родственные отношения еще поддерживались. А еще через три дня птицы стали отгонять друг друга от своего охотничьего места. Ссоры не ссоры, но появилось что-то наподобие враждебности в отношениях, не только связанных с охотой. Даже когда после дождя одна птица купалась в мокрой листве слишком близко от другой, та непременно, прерывая собственное купание, прогоняла ее, как чужую. Семья перестала существовать. А в середине сентября с участка исчезла последняя мухоловка.
В степных краях наших всегда с водой туговато было, всегда ее не хватало. Речушки здешние полуживыми текут, лишенные помощи подземных источников, пересыхают часто. Поэтому, заселяя богатые, но маловодные земли, строили крестьяне пруды, чтобы и огород полить, и скотину напоить, и пожар потушить. Этих старинных, с земляными плотинами прудов и прудиков и сейчас достаточно. Есть родниковые с постоянно чистой и свежей водой, есть такие, которые держатся только снеговой и дождевой влагой. Тогдашние умельцы могли так выбрать место для плотины, что пруд удерживал всю воду, которая сливалась в него весной. В некоторых и сейчас рыбы достаточно, в других раков ловят, в третьих по весне только жабы поют. На больших, многоводных прудах, что раскинулись вдалеке от домов, на пролете оседает на отдых непугливая водоплавающая птица. В летнюю жару слетаются к ним на водопой грачиные стаи. Обычно же здесь с весны до ледостава хозяйничают домашние утки и гуси.
А вот в самом центре Воронежской области, неподалеку от Хреновского бора (на Окско-Донской равнине), такой пруд расположен посредине села Анновка. Если бы не низенькая плотинка, перегородившая неглубокую лощину, можно было бы принять его за озерцо-блюдце, которое живо лишь снеговой водой. Если бы не мучали здесь землю засухи, если бы все зимы многоснежными были, был бы этот сельский пруд всегда с водой. А то он за мое десятилетнее знакомство с ним пересыхал дважды, да так, что по дну ездить можно было, как по асфальту.
Анновцы этот пруд называют Мужицким, в отличие от Дворового, который и поменьше, и лежит пониже. Названия обоих уходят к первым годам существования Хреновского конезавода, владельцу которого принадлежали земля и люди Анновки. Так что этому водоему более ста лет. Но пруд живет. Высоким зеленым островом стоит на нем густая, непролазная для человека тростниковая крепь. Под защитой трехметровых стеблей линяет водоплавающая птица, которая, меняя полетное перо, на несколько недель становится как бы бескрылой. Тут же прячут гнезда лысухи и камышницы. На пролете останавливаются в крепи выпи: ночами каркают, кружа над прудом, днем гудят в зарослях, как таинственные водяные. Но рыба тут не водится. Раньше, может, и была, а сейчас понапрасну дроздовидные камышевки денно и нощно выкрикивают: «карась-линь-линь-линь-карась-карась…». Летом воды немного, а зимой промерзает даже дно.
Пруд мелковат: за сто лет без хорошей промывки обмелеет любой. Но это не лужа. Без малого квадратный километр его зеркало в хорошие годы. Места на нем и домашней, и дикой птице достаточно.