Она знала, что Джек будет счастлив услышать имя Нэйтана. Любой был бы.
– Что ж, все это очень интересно. Похоже, самое время услышать отчет от непосредственного участника событий.
Она не сказала Джеку, что еще думала о Лео: несмотря на то что он временами казался таким здоровым и воодушевленным, почти таким, как раньше – намного, намного раньше, тем Лео, которого она так любила и по которому еще сильнее скучала, – ничуть не реже он выглядел отстраненным и встревоженным. Беа знала Лео лучше всех. На поверхности все было хорошо, просто супер. Но она видела, как он смотрит из окон офиса, как трясет ногой, как глядит на гавань и океан за ней, словно смертник из Алькатраса, гадающий, сколько именно выдержит тело в открытой воде в феврале. Отчасти поэтому она каждый раз трусила, когда хотела поговорить с ним о том, что пишет. Если Джек собирался надавить на Лео – а Беа понимала, что он чудом так долго от этого удерживался, – она должна была что-то предпринять. Как только развод Лео вступит в законную силу, он будет волен гулять. Беа не понимала, что происходило между ним и Стефани, но по сравнению с ними двоими Элизабет Тейлор и Ричард Бертон в смысле сойтись-разойтись были просто халтурщиками. Она знала одно: ей нужно было понять, что делать. Всерьез отдать себя тому, что она сейчас писала, или двигаться дальше, к чему-то новому, продолжая писать, пока ее не покинули уверенность и вдохновение. Опять.
Она пряталась в углу огромной гостиной Селии, делая вид, что изучает книжные полки, заставленные тем, что Беа считала «фальшивыми» книгами. Книги были вполне настоящими, но если Селия Бакстер читала Томаса Пинчона, или Сэмюэла Беккета, или вообще что-нибудь –
Беа услышала Лину Новак прежде, чем увидела ее, услышала этот давно знакомый смех гиены. Она застыла, думая, что быть этого не может, но в итоге увидела свою старую… кого? Они не были подругами, но и врагами были не совсем, просто двигались в этом направлении. Беа сейчас не могла справиться с Линой Новак, совершенно не могла. Она развернулась и сбежала в ближайший туалет, едва удержавшись, чтобы не хлопнуть дверью. Посмотрев на себя в зеркало, она почти не удивилась тому, какой ужас был у нее на лице.
Лина Новак была одной из «Звездописательниц», которая в отличие от Беа продолжала публиковать по книге, получавшей неплохие рецензии, раз в несколько лет. Беа недавно наткнулась в глянцевом журнале на заметку о Лине, ее красавце муже, архитекторе, их очаровательной дочери, их «изобретательно» отремонтированном бруклинском таунхаусе и конюшне, превращенной в летний домик, в Личфилде, штат Коннектикут. От каждого следующего абзаца ее тошнило все сильнее, и в конце концов она выбросила журнал в мусорную корзину на работе. «Эй, я хочу это прочесть! – воскликнула одна из стажерок, выуживая журнал из ярко-голубого мешка. –
В туалете Беа вымыла руки и нашла в сумочке старую завалявшуюся помаду. Она аккуратно накрасила губы, проверила, не отпечаталась ли помада на зубах. Влажными пальцами пригладила волосы возле лица; они смялись под зимней шапкой. Двигалась она как можно медленнее, пытаясь вспомнить, куда отнесли ее пальто и каков кратчайший путь к входной двери. Осмотрела стеклянную полку, на которой помещалась внушительная коллекция крошечных винтажных флакончиков с духами. «Серьезно? – подумала Беа. – Откуда у людей столько времени? (А потом: «Кого я обманываю? Времени у меня полно»)». Кто-то тихонько поскребся в дверь.
– Минутку, – сказала Беа.
Она расправила плечи, порадовалась, что надела свое любимое платье с запахом, под зебру, купленное в любимом же секонд-хенде. Глубоко вдохнула и открыла дверь. Может быть, Лина ее даже не узнает, подумала она, выходя в прихожую. Но едва она закрыла дверь туалета, Лина с визгом налетела на нее, заключив в неприятно крепкие объятия.
– Я слышала, что ты здесь, но поверить не могла! – воскликнула она, слегка раскачивая Беа, будто они воссоединились после долгой и нежеланной разлуки.