– Кстати, – заметил Хэхэльф, – мне кажется, было бы неплохо, если бы ты подарил ндана-акусе парочку мешочков с кумафэгой. Он не ждет от тебя никаких подарков, но тем лучше: это будет настоящий сюрприз! Тем более тебе, насколько я понял, все равно не жалко.
– Мне не жалко, – согласился я. – Могу хоть всю оставить. Жил же я до сих пор без кумафэги и как-то не умер.
– Вот всю не надо! – веско сказал Хэхэльф. – Никогда заранее не знаешь, что тебе понадобится в дороге. Думаю, три мешочка совершенно достаточно. Даже одна порция кумафэги считается самым ценным подарком, какой только можно придумать, а при обмене за нее можно получить дюжины две самых лучших агибуб, или дюжину агибуб и лодку, или…
– Я уже понял, что являюсь самым богатым человеком на всех островах Хомайского моря, – улыбнулся я. – Чего я не понимаю – это как сунуться к ндана-акусе со своим бесценным даром? Он такой важный дядя…
– Правильно, – согласился Хэхэльф. – Здесь принято оставлять подарки на пороге его комнаты и убегать, производя как можно больше шума, чтобы ндана-акуса велел кому-нибудь из своих рабов выйти и посмотреть, что творится. Раб непременно найдет подарок и принесет его своему господину. Все это считается изысканным придворным этикетом, а вот если сунешь подарок в руки ндана-акусе, можно и по морде схлопотать! Но я нахожусь в очень теплых отношениях со старыми доверенными рабами ндана-акусы, с тех самых пор, когда они гонялись за мной по всему побережью после того, как я упражнялся в стрельбе из лука по кончикам их парадных агибуб, поэтому мы можем просто передать твой подарок через них.
– Давай так и сделаем, – обрадовался я. – Передай ему, пожалуйста, три… нет, даже четыре мешочка кумафэги, пусть знает наших! А я пока действительно умоюсь.
Когда мы с моей дорожной сумкой вышли из дома, готовые к трудностям пешего похода вглубь острова Хой, меня подкарауливал очередной сюрприз, скорее приятный, чем нет. У ворот выстроился своеобразный караван: больше десятка уже хорошо знакомых мне «свинозайцев». Но и кровожадный Куптик, запряженный в телегу Мэсэна, и перекрашенные «свиньи» на корабле страмослябских пиратов, очевидно, являлись самыми мелкими представителями этой породы. Зверюги, с которыми мне довелось встретиться сейчас, оказались настоящими великанами. У доброй половины на спинах были установлены большие яркие сооружения, больше всего похожие на расписные бочки. Остальные были навьючены тюками с грузом.
– Что это? – спросил я Хэхэльфа.
– Как что? Звери абубыл, – невозмутимо ответил он. – На них мы и поедем. А ты думал, пешком пойдем? Хой – большой остров, я тебе уже говорил?
– Говорил… – Я с некоторым сомнением покосился на зверюг. – А они что, быстро бегают?
– Не слишком. Немного медленнее, чем хороший ходок. Но сидеть в удобной корзине гораздо приятнее, чем переставлять ноги, сгибаясь под тяжестью дорожной сумки.
– Да, дорожная сумка – это просто наказание какое-то! – согласился я.
– Ну вот. А если я добавлю, что с нами к Варабайбе отправятся второй сын ндана-акусы, мой старинный приятель Кект и один из главных жрецов пага Пикипых, которые ни за что не согласятся спать под открытым небом, ходить в одной и той же одежде несколько дней кряду и есть сушеную рыбу и ягоды с придорожных кустов, ты сразу поймешь, что нам пришлось взять с собой несколько шатров, пару сундуков с одеждой и украшениями, несколько бочек вина, чуть ли не тонну продовольствия и еще кучу всякого барахла.
– А что, с нами поедут такие серьезные ребята? – уважительно сказал я. – Не думал, что все так круто.
«Круто» – не то слово! Будь ндана-акуса помоложе, он, возможно, и сам бы с нами отправился. Мы же едем не куда-нибудь, а к Варабайбе. Вряд ли Варабайба станет общаться с тобой или со мной: мы ведь не хойская знать и вообще не бунаба. А вот с таким великим колдуном, как пага Пикипых, и с таким знатным человеком, как ламна-ку-аку Кект, он наверняка захочет поговорить. Они вас познакомят, замолвят за тебя словечко, скажут, что старый ндана-акуса ночами не спит, оплакивает твою печальную участь, и дело в шляпе.
– В агибубе, – усмехнулся я.