Гнезда Химер

– Не думаю, – он уставился на подарок. – Просто цветок дерева барамари. Такой маленький цветок барамари – редкость, обычно они гораздо крупнее. Но ничего волшебного в нем нет, разве что запах… Цветок быстро засохнет, но будет пахнуть очень долго, несколько лет, или даже больше. Такие подарки у бунаба приняты только между друзьями: цветок ничего не стоит, коробочка – почти ничего… Полагаю, ндана-акуса был настолько потрясен твоей щедростью, получив столько кумафэги, что тут же записал тебя в свои личные друзья, что само по себе более чем странно. Не удивлюсь, если окажется, что он сам сорвал этот цветок вместо того, чтобы послать за ним кого-то из своих слуг!

Через несколько минут к нам присоединилась добрая дюжина унылых ребят в коротких юбках, еще дюжина рабов понаряднее и пара десятков здоровенных дядек в широких штанах и полном боевом вооружении: с луками за спиной, кинжалами за поясом, здоровенными палицами в руках и еще какой-то загадочной, но явно опасной для жизни фигней. Телохранители окружили нас плотным кольцом, и мы наконец-то тронулись в путь.

– Охрана у нас будь здоров! – уважительно заметил я Хэхэльфу.

– Не у нас, а у Кекта, – отозвался он. – Считается, что дети ндана-акусы не должны путешествовать без своих воинов, хотя сейчас на Хое вроде бы никто не воюет… впрочем, все может быть: такие вещи всегда случаются внезапно…

Кроме злодейского вида телохранителей и простых рабов хуса, среди которых затесались и наши с Хэхэльфом денщики, нас сопровождали еще и личные доверенные рабы принца Кекта, почти такие же величественные, суровые и нарядные, как папну его отца – все как один солидные пожилые джентльмены с царственными манерами. Они выстроились в два ряда по обе стороны от свинозайца своего повелителя. Справа от него следовали слуги, вооруженные, но не до зубов, как наши охранники, а каждый – каким-нибудь одним предметом: первый нес круглый, ярко раскрашенный щит, другой – лук и стрелы, третий – копье, четвертый – дротики, еще один – здоровенную палицу. Ребята держали оружие так, словно не собирались использовать его по назначению, а просто решили продемонстрировать миру свое роскошное имущество.

– Это не их оружие, а Кекта, – объяснил мне Хэхэльф. – Они – не воины, а просто хранители достояния своего господина.

По левую руку от нашего вельможного спутника шествовали папну с хозяйственными принадлежностями. Один нес раскрытый зонтик – причем держал его не над головой своего повелителя, и даже не над собственной головой, а в вытянутой руке, на максимальном расстоянии от собственного тела. Другой нес предмет, отдаленно напоминающий огниво, а его коллеги держали в руках кто поварешку, кто – большую миску, кто – кувшин, а кто – топор. Процессию замыкал плечистый старец с круглой циновкой под мышкой. Хэхэльф объяснил мне, что он служит своему господину с того момента, как тот появился на свет, и поэтому является начальником над всеми остальными папну. Я только головой качал, выслушивая его комментарии.

Я довольно быстро понял, что сидеть в бочке на спине неторопливо бредущего зверя абубыл не так уж удобно. Вернее, удобно, но только первые два часа. Потом начинаешь понимать, что человек рожден не для того, чтобы сидеть на корточках и не так уж хорошо приспособлен к пребыванию в скрюченном состоянии, с коленями, подтянутыми к подбородку. Даже великолепная панорама густого леса, через который мы ехали весь день, не могла отвлечь меня от этих мелких неудобств. Несколько раз я даже ненадолго покидал свое транспортное средство, чтобы поразмять ноги. Впрочем, я один был такой, с причудами, во всяком случае, мои спутники не вертелись как ужаленные, а с достоинством восседали на своих местах. Пага Пикипых прокомментировал мое поведение непродолжительным бурчанием, Хэхэльф наотрез отказался его переводить, но после долгих уговоров сломался и смущенно сообщил, что надменный толстяк назвал мои манеры плебейскими.

– Если бы я был незаконнорожденным принцем, я бы непременно обиделся, – усмехнулся я. – Но поскольку я – не принц, пусть себе говорит что хочет, лишь бы в морду не плевал…

Хэхэльф только головой покачал, удивленный моим миролюбием. Вечером, когда мы остановились на ночлег, и рабы принялись суетиться с шатрами и накрывать два импровизированных стола: совсем маленький для элиты и побольше для воинов, он немного подискутировал с пагой и потом гордо сообщил мне, что тот согласился взять свои слова обратно. Я еще какое-то время пытался понять, о чем речь, поскольку уже давно благополучно забыл сей инцидент.