Гнев

Солдаты расположились на поле, возле урн. Был полдень, солнце сильно припекало, солдаты потели. Вызванные грузовики прибыли лишь часа через три. Их нагрузили урнами доверху, и они медленно покатили через поле в сторону шоссе. Командиры рот забрались в кабины шоферов, а солдаты с унтерами и лейтенантами форсированным маршем двинулись за ними. На разбитом снарядами шоссе грузовики высоко подпрыгивали, поднимая тучи густой, едкой пыли. Урны от тряски падали на землю, и процессия задерживалась. Солдаты заново увязывали белые ящички.

Вскоре нагнали обоз бригады. Начальник обоза, размахивая руками, рассказывал офицерам:

— Китайцы отступили. Оказывается, кроме нашей бригады, на помощь шестой пришла вся восьмая и тринадцатая дивизии. Китайцы этого не ожидали. Теперь сражение идет уже на окраинах Нанкина. Теперь надо ехать прямым путем в город…

Возле переднего грузовика с урнами стоял на-часах молодой солдат Кендзи Мицухара. Он безучастно слушал торопливую болтовню начальника обоза, переминаясь с ноги на ногу.

«Теперь прямо в Нанкин, — думал он. — Очень хорошо. Значит, правду говорили, что войне этой скоро будет конец. Взять только Нанкин! Правда, сперва говорили так же, когда Шанхай брали. Нанкин в Китае — все равно, что в Японии Токио. Это, конечно, верно: если взять Нанкин, тогда войне будет конец. И тогда домой. Очень хорошо это — домой!»

Взгляд Кендзи упал на урны, обвязанные белой марлей. Они горой высились на грузовике.

«Интересно, где урна Ито Мосабуро, — на этом грузовике или на другом? Все-таки мы очень дружили, да и из одной деревни. Дома спрашивать будут, а что я им скажу? Убит во славу императора, и все».

— Однако китайцы не такие уж трусливые, как наши офицеры говорят. Вот сколько положили наших! — Кендзи с грустью посмотрел на грузовики с урнами.

Последние слова Кендзи произнес вслух и поэтому испуганно взглянул на разговаривавших офицеров. «Не слышали! — облегченно вздохнул Кендзи. — Лучше и не думать об этом», решил он.

Внезапно сверху зашумели моторы самолетов.

— Это наши! — радостно закричал начальник обоза. — Они возвращаются из Нанкина: отбомбили.

Все подняли головы к небу. С востока приближались самолеты. Их было девять, они летели низко, тесной стайкой. Лучи закатного солнца обесцветили плоскости машин, глазам было больно смотреть на них. Самолеты снизились еще больше. И вдруг сразу в нескольких местах упали бомбы. Взрывы, следовавшие один за другим, вырывали огромные ямы, высоко подбрасывали в воздух грузовики.

Одна бомба взорвалась очень близко, и испуганный Кендзи залез под грузовик и пролежал там все время бомбежки, ни о чем не думая, уткнув лицо в землю, вздрагивавшую от взрывов. Когда самолеты улетели, Кендзи вылез из-под грузовика, оглянулся по сторонам, Зажмурился и опустился на корточки. Вокруг валялись изуродованные грузовики, обозные повозки, люди. Отовсюду неслись стоны и вопли раненых.

«А говорили, что они воевать не умеют и что у них нет самолетов!» обозлился Кендзи.

Грузовик, возле которого стоял Кендзи, уцелел. Урны от сотрясения воздуха переместились к одному борту. Там, где стояли офицеры и начальник обоза, бомба вырыла глубокую яму. Рядом с ней лежал начальник обоза. Кендзи подошел к нему и увидел, что он мертв.

Все автомашины были исковерканы. Поэтому с уцелевшего грузовика торопливо сбросили урны прямо на землю и приказали солдатам взять по одной и нести до Нанкина. В грузовик уложили «боеприпасы» — огромные чемоданы и узлы, принадлежащие офицерам. Солдаты были недовольны этим, но никто не осмелился сказать что-нибудь вслух.

Кендзи взял одну урну, раздобыл кусок марли и подвязал ею коробку себе за шею. Урна была легкой, но неудобной. Когда остатки рот построились и пошли дальше вдогонку бригаде, Кендзи заметил на урне надпись. Он медленно разбирал ее на ходу:

«Тридцать третья дивизия действующей японской императорской армии в Китае. Пятая бригада, второй полк, третья рота первого батальона. Рядовой второго разряда Ито Мосабуро. Префектура Ибараки, уезд Циба, деревня Кояма, Япония…».

От неожиданности у Кендзи даже подкосились ноги. Он побледнел, ему стало не по себе.

«Значит, я буду наступать на Нанкин вместе с мертвым Ито! Так захотело небо. Он был моим другом и земляком».

Кендзи не мог отвести взгляда от надписи на урне. Он бездумно перечитывал ее раз за разом. И урна казалась ему все тяжелее и тяжелее. Словно не невесомый прах лежал в ней, а большое и тяжелое тело его земляка Ито Мосабуро.

К вечеру остатки рот подтянулись к тылу действующей бригады. Впереди шли упорные, тяжелые бои на самых подступах к городу.

Несмотря на превосходство японских сил, китайцы упорно оборонялись. Неумолчно грохотала артиллерия, обстреливая улицы города; где-то в стороне рвалась и рассыпалась со звоном шрапнель. В тыл, к полевым лазаретам, без конца проносили раненых. Их мучительные стоны наполняли вечерние сумерки. Внезапно к остаткам рот подскакал на взмыленной маленькой лошадке командир батальона и приказал прорываться в город, объятый огнем.