Гнев

Сегодня получил письмо от отца. Дома все хорошо. Дела фирмы процветают благодаря военным поставкам. Магазин закрыли, чтобы не мешал. Это к лучшему. Магазин мог скомпрометировать меня как самурая…

Отец просит передать ему мои деньги, для того чтобы вложить их в дело: гарантирует двадцать пять процентов прибылей с капитала. Это тоже приятно.

11 января 1938 года. Баодин.

Полковник, оказывается, пронюхал каким-то путем о наших делах. Он прямо сказал Ватанабэ обо всем этом и потребовал доли…

20 января 1938 года. Баодин.

Ничего нового. Вокруг города орудуют полчища антияпонских бандитов. Откуда они только появляются!

Начинаем скучать. Плохо спал. Во сне видел генерала Маеда, что из военного министерства. Вспомнил его слова: «Не успеете соскучиться — и уже дома». Скоро уже четыре месяца, как идет война!.. Самурай не должен хныкать.

Отцу послал письмо; разрешил взять деньги и вложить их в дело. Еще… просил выкупить Ханиму из чайного домика. Теперь время такое, что у многих офицеров есть деньги. Кто-нибудь вдруг выкупит. Жалко. Она сейчас расцветает, как цветок вишни… Хочется в Токио. Хоть бы на неделю.

14 февраля 1938 года. В походе.

Доберусь ли я живым до Тайюани? Что с нами происходит?.. Тяжелые, ужасные бон на каждом шагу. Осталось всего тридцать километров. Но когда доберемся? Антияпонские партизаны стали более организованными. У них есть пулеметы и даже орудия. К сожалению, это наше собственное оружие. Они убивают нас нашим же оружием!

Тяжел путь самурая, очень тяжел… Хорошо бы сейчас быть в Токио, лежать на циновке. Рядом Ханима перебирает струны сямисэна, тихо поет…

Добраться до Тайюани — больше ничего не хочу сейчас. Там уже находится наша седьмая дивизия. Теперь я понимаю, что такое война… Я думаю: самурай не обязательно должен быть военным… Сиракава ранен в руку. Таким мрачным я его не видел еще ни разу. Веселых среди нас теперь нет никого. Даже я стал молчаливым. Не о чем говорить.

В походе мы теперь не идем колонной. Какое счастье, что нам дали грузовики! Правда, с ними возни много. Эти варвары портят дороги и если не нападают, то обстреливают нас из-за всех кустов, из-за камней. Это не война, а страшная ловушка. Враг повсюду, вокруг нас, но он неуловим. Нам остается уничтожать их гнезда, все встречные деревни… Мы уничтожаем их тысячами, а конца им нет.

Вчера в моем взводе застрелился рядовой Тани. Оставил записку, в которой написал, что устал от войны, несогласен с ней, протестует. Удивительно, как он осмелился! Небывалый случай, чтобы рядовой смел так рассуждать. Полковник распекал меня при всех офицерах. Со злобой сказал, что я плохо воспитываю солдат и не слежу за их настроениями. Идиот! Он думает, что это так легко — узнать, о чем думает солдат…

Приказано тушить фонари, чтобы свет не привлек этих дьявольских партизан.

18 февраля 1938 года. Тайюань.

Наконец-то мы прибыли в Тайюань! Последние четыре дня прошли, как кошмар. Тридцать километров, оставшихся до города, мы проделали на грузовиках за четыре дня! Никто этому не поверит. В Токио штабным писакам легко устанавливать нормы пробега. Пусть они сами попробуют проехать за сутки сто километров.

Мы двигались словно сквозь строй врагов. Только за эти четыре дня наши потери составили: раненых — 72 человека (из них 8 офицеров), убитых — 53 человека (из них 5 офицеров). С легкими ранениями в лазарет не принимают, он переполнен.

Сиракава, у которого прострелена рука, вернулся обратно в полк. В лазарете ему сделали лишь перевязку, но оставить не захотели. Он весьма огорчен этим.

У меня такое впечатление, что в Тайюаня, кроме нас, японцев, никого больше нет. На улицах только наши военные, ни одного китайца. Куда они подевались все? В штабе седьмой дивизии разговорился с одним офицером. Он говорит, что под Тайюанью наших погибло около двух тысяч солдат и офицеров и пропало без вести больше тысячи солдат. Дорого стоит взятие Тайюани императорской армии!

26 февраля 1938 года. Тайюань.

Мы бездействуем в Тайюани. Из города невозможно выйти. Повсюду китайцы. Каждый день погибают караульные, подстреленные неизвестно кем и неизвестно откуда. По железной дороге сообщения нет уже больше месяца: она в бесчисленном множестве мест разрушена партизанами. Саперы восстанавливают — они разрушают.

Я подумал: что было бы с нами, если бы мы явились сюда без танков, без авиации! Страшно подумать. Нервы у меня совсем испортились…

1 марта 1938 года. Тайюань.

Сидим здесь попрежнему, без движения. По ночам китайские отряды врываются в город, обстреливают из пулеметов наши военные учреждения, бросают бомбы. Паника невероятная. В ночные караулы люди идут крайне неохотно. Я по себе замечаю. Когда доходит очередь до меня, я чувствую себя больным и глупым. И так все. Даже Ватанабэ. А он-то ведь настоящий самурай.