С той поры, когда Сара здесь работала, к главному зданию было пристроено несколько новых помещений, но особых усилий, чтобы как-то свести воедино старое и новое, никто не предпринимал. Мрамор и стекло нового вестибюля, огромного, как в пригородном торговом холле, соседствовали с керамической плиткой цвета авокадо коридоров и потрескавшимися желтыми плитами на полу образца сороковых — пятидесятых. Так что переход из новых помещений в старые напоминал путешествие во времени. Сара решила, что руководство больницы, видимо, исчерпало все фонды еще до того, как перестройка была завершена.
Скамеек в вестибюле не было — вероятно, чтобы у бездомных не возникало соблазна переночевать в больнице, — но Саре повезло занять пластиковое кресло, которое кто-то оставил возле дверей. С этого места она все чаще поглядывала на часы, недоумевая, куда запропастился Джеффри. Сказал, что подъедет к четырем, а было уже начало пятого. Видимо, застрял в пробке — обычное явление на шоссе из центра с половины третьего до восьми, — но Сара все равно беспокоилась, что он все не едет. Джеффри, как ей было хорошо известно, всегда несерьезно обращался со временем и постоянно всюду опаздывал. Сара вертела в руках сотовый телефон матери и уже подумывала позвонить Джеффри, когда раздался звонок. На дисплее высветился номер Хартона.
— Привет, ты говорил с мамой? — спросила Сара.
— Да, я ей звонил, — ответил он, но в подробности вдаваться не стал.
— Как дела в клинике?
— Господи, как ты это выдерживаешь! — простонал он. — Это не клиника, а сумасшедший дом.
— Требуется некоторое время, чтобы привыкнуть, — посочувствовала кузену Сара.
— Все вопят, кричат, жалуются, — продолжал стенать Хар. — С ума можно сойти. И вдруг взвыл тонким фальцетом: — «Положи карты на место! Перестань рисовать чертиков на рецептурных бланках! Заправь рубашку в штаны! А твоя мать знает про эту татуировку?» Боже мой, эта ваша Нелли Морган просто железная женщина!
Сара невольно улыбнулась, когда он упомянул сестру-хозяйку ее клиники. Нелли — старейший работник: она уже занималась всеми хозяйственными делами, когда Сара и Хар приходили в клинику как пациенты.
— Ну ла-а-а-адно, — протянул Хар. — Как я слышал, ты вечером возвращаешься?
— Да, если ты хочешь поехать в отпуск, я могу выйти прямо завтра.
— Ох, птичка, не говори глупости, — хохотнул Хар. — Мне очень нравится ощущать, что ты у меня в долгу.
— Но я действительно у тебя в долгу, — заметила она, вовремя остановившись, чтобы не начать его благодарить, — Хар наверняка нашел бы способ обратить ее слова в очередную шутку.
— Вот и замечательно, пусть все так и остается. Я слышат, что ты сегодня будешь вскрывать этого нашего Грега Луганиса? — спросил он.
Сара не сразу сообразила, о чем это он, а когда дошло, рассмеялась: Грег Луганис — олимпийский чемпион по прыжкам в воду. Вспомнив, что Хар работал в приемном покое «Скорой помощи», она спросила:
— А ты знал Энди Розена?
— А я-то думал, что в состоянии сложить два и два. Конечно. Он поступил к нам перед Новым годом с распоротой рукой — как будто банан разрезали вдоль.
— И что?
— Да ничего особенного. Рана вдоль радиальной артерии.
Сара уже задумывалась над этим. Распороть руку от запястья до локтя не самый остроумный способ покончить с собой: радиальная артерия быстро затягивается. Есть гораздо более эффективные способы истечь кровью.
— Как думаешь, это была серьезная попытка? — спросила она.
— Ну да — серьезная попытка обратить на себя внимание, — в своей циничной манере ответил Хар. — Мамочка и папочка только что на стенку не лезли. И наш милый мальчик прямо-таки купался в лучах их любви и заботы, да еще изображал из себя храброго оловянного солдатика.
— Психиатра для консультации приглашали?
— А его мамаша сама психиатр. Заявила, что сама им займется, черт бы ее драл!
— Она что, вела себя грубо?
— Нет, что ты! — возразил он. — Очень вежливая такая. Я еще подумал, что лично я добавил бы в это дело еще выразительности, чтоб оно выглядело более драматично.
— А оно не было драматичным?
— Было. Для родителей. А их любимый сынок, по правде говоря, был спокоен, как огурец на грядке.
— Полагаешь, он это сделал, чтобы заполучить их внимание?
— Он это сделал, чтобы заполучить машину. — Он вздохнул. — И что ты думаешь? Неделю спустя выгуливаю собаку, и вот нате вам — навстречу катит Энди в новом сверкающем «мустанге»!
Сара прикрыла ладонью глаза, пытаясь заставить мозги работать. Потом спросила:
— Ты удивился, когда узнал, что он покончил с собой?
— «Удивился» не то слово — я был просто ошарашен. Он был слишком большой эгоцентрист, чтобы убить себя. — Он прокашлялся. — Но все это entre nous[6], сама понимаешь. Это по-французски…
— Я знаю, как это переводится, — перебила его Сара. — Дай знать, если еще что-нибудь вспомнишь.
Хартон был явно разочарован — ну ни капли чувства юмора у драгоценной кузины.
— Ты что-то хотел сказать?
Он громко фыркнул и нарочито трагическим голосом произнес:
— Вот насчет твоей страховки от врачебных ошибок…