Глупость Флинкса

— Что ж, ты потерпел неудачу. Он осторожно убрал чувствительный калибратор обратно в сумку. — Что это за зверь?

Флинкс нежно погладил затылок и шею Пипа одним пальцем. «Она аласпинская минидраг или летающая змея».

"Милый. Настоящий милый. А я буду придерживаться щенков.

В ответ на эмоции, лежащие в основе ответа техника, Пип несколько раз ткнула своим острым языком в его сторону. Затем она повернулась, чтобы с беспокойством посмотреть на своего хозяина, когда Флинкс внезапно согнулся пополам, обеими руками держась за голову.

Инженер-техник был огорчен. — Эй, друг, ты в порядке?

Маленькие молнии пронзали череп Флинкса, а невидимые демоны сжимали его глаза тяжелыми деревянными тисками. Он изо всех сил пытался восстановить дыхание достаточно долго, чтобы ответить.

— Нет, я… я не такой. Борясь с болью, он заставил себя поднять глаза и встретиться взглядом с другим мужчиной. — Я подвержен… У меня ужасные головные боли. Я никогда не знаю, когда они ударят».

Техник сочувственно кудахтал. "Это грубо." Флинкс чувствовал, что его беспокойство было искренним. — Мигрень, а?

— Нет, не мигрень. Хотя это и не ушло, но мучительная боль начала стихать. "Что-то другое. Никто точно не знает, что их вызывает. Было высказано предположение, что моя причина может быть... унаследованной.

Техник кивнул. Протянув руку, он коснулся контакта кончиком пальца. — Я уведомил вашего лечащего врача. Скоро кто-нибудь должен быть здесь. Он закрыл свой набор инструментов. Он быстро самозаклеился, защитная полоса слегка вздулась по экватору корпуса. "Я надеюсь, тебе лучше. У этого места хорошая репутация. Может быть, они смогут придумать что-нибудь, чтобы избавиться от этих головных болей». Затем он вышел из комнаты.

Нет ничего, что можно было бы дать от моей головной боли. Флинкс подавил слезы, которые боль выдавила из его глаз. Может быть, несколько ударов скальпелем вылечат его. Может быть, полная лоботомия. И хотя, к счастью, не чаще, головные боли усиливались. Он перестал тереть виски и опустил руки по бокам. Эта последняя атака заставила его голову чувствовать, что она вот-вот взорвется. В том, что это было вызвано его сном, он не сомневался.

Еще несколько таких, подумал он, и ему не придется беспокоиться о возможных дальнейших действиях. Красивое, чистое, быстрое кровоизлияние в мозг освободило бы его от всех обязательств, реальных или воображаемых.

Подняв свою треугольную переливающуюся зеленую головку, встревоженная Пип начала щелкать языком по его щеке. Как всегда, легкая щекотка напомнила ему о лучших временах, более невинных временах. Ребёнком на Дралларе, живя с грозной матерью-мастифом, у него было очень мало собственности. Конечно, он никогда не мечтал о собственном звездолете. Но в детстве у него была свобода тела и разума. Больше никогда. Любая тинктура невинности давно была смыта опытом последних десяти лет.

Энн хотел узнать секреты его корабля. Правительство Содружества хотело поговорить с ним и, возможно, изучить его. Любые выжившие остатки запрещенного Общества евгенистов Мелиораре захотят использовать его. Несколько все еще не идентифицируемых, более обширных вещей, казалось, хотели, чтобы он столкнулся с угрозой галактического масштаба. И все, чего он хотел, это остаться в одиночестве, узнать, кем был его отец, и исследовать крошечный кусочек космоса в тишине и покое.

Тишина и покой. Два слова, два условия, которые никогда не применялись к нему. Для Филипа Линкса они оставались не более чем абстрактными философскими понятиями. Его неустойчивая способность воспринимать, читать, а иногда и влиять на эмоции других — часто против своей воли — уверяла его в этом. Когда его голова не была полна боли, она была полна эмоций окружающих.

Теперь он мог чувствовать двух из них, продвигающихся в его направлении. Они излучали беспокойство, смягченное скрытой прохладой. Профессиональное сочувствие, решил он. Основываясь на своих ощущениях, он знал, что Пип спокойно отреагирует на прибытие. Но он все равно держал руку на летающей змее, чтобы успокоить ее и обеспечить безопасность своих посетителей.

Спустя несколько секунд непрозрачный дверной проем осветился, впустив женщину средних лет и мужчину чуть постарше. Они улыбались, но их эмоции отражали любопытство, выходящее за рамки обычного интереса к пациенту.

— Как вы себя чувствуете, молодой человек? Улыбка женщины стала шире. Совершенно профессиональное выражение лица, знал Флинкс. «Я бы назвал вас по имени, но ваш браслет заблокирован, и у вас не было никаких других опознавательных знаков ни на вас, ни внутри вас».

— Артур Дэвис, — без колебаний ответил Флинкс. "Ты . . . ?»

— Ваш лечащий врач, доктор Марински. Переложив светящийся блокнот в другую руку, она указала на мужчину в белом халате, стоявшего рядом с ней. Он изо всех сил старался сосредоточить свое внимание на Флинксе, а не на свернутой фигуре, лежащей на его плече. По трем красным полоскам на правом рукаве он был старшим хирургом. — Это доктор Шерево.

Флинкс вежливо кивнул. «Где я и как я здесь оказался?»