Глупость Флинкса

Цифры были неверными. Они должны были ошибаться. Так было и с прямой визуализацией. Должно быть что-то не так с церебральным сканером в этой комнате. Если бы его результаты были немного ошибочными, она бы списала это на ошибку калибровки. Но показания были настолько неверными, что она забеспокоилась, что они потенциально могут поставить под угрозу лечение пациента.

Во-первых, теменные доли пациента — части мозга, ответственные за обработку зрительных и пространственных задач — казались сильно опухшими. Поскольку, согласно неуклонно удлиняющемуся списку тестов, предоставляемых приборами, не было нейробиологической основы для такого расширения, это должно было быть ошибкой сканера. Однако это не объясняет ни исключительно повышенного притока крови ко всем частям мозга пациента, ни какой-то совершенно неузнаваемой ферментативной и электрической активности. Кроме того, хотя лобная кора была довольно плотной, ее кажущаяся нормальность вряд ли соответствовала контрастным показаниям для других частей мозжечка.

В то время как многие нейроны были совершенно нормальными, плотные скопления других, отсканированные в определенных частях мозга, были настолько опухшими и настолько переполнены активностью, что предполагали потенциально смертельную текущую мутацию — потенциально потому, что было совершенно очевидно, что пациент все еще жив. . Более глубокое исследование вскоре обнаружило дополнительные неестественные искажения, в том числе то, что казалось рассеянными небольшими опухолями такого типа и обширной нейронной интеграцией, с которой она ранее не сталкивалась ни в естественных условиях, ни в медицинской литературе.

Она не была готова пойти дальше первоначального наблюдения, чтобы дать формальную интерпретацию того, что она видела. Она не была специалистом, и эти показания требовали того, кто мог бы их должным образом проанализировать. Это или техник для ремонта и повторной калибровки сканеров. Сначала она решила обратиться за советом к последнему. Плохие сканы имели больше смысла, чем нейробиологические невозможности. Возьмем, к примеру, эти характерные опухоли. По праву говоря, интрузивные наросты такого размера и в таких местах должны были привести к серьезному ухудшению когнитивных способностей или даже к смерти. Тем не менее, все коррелирующие сканы показали нормальную текущую физиологическую активность. Конечно, она не могла быть уверена, что пациент не идиот, пока он не проснулся и не начал реагировать. Все, что она знала, это то, что для глупого мертвеца он был в отличной форме.

Положение молодого человека явно требовало экспертной проверки. Но если она побежит за помощью, не проверив предварительно больничное оборудование, ее сочтут идиоткой. Конечно, такой уважаемый невролог, как Шерево, подумал бы так.

Удостоверившись, что зафиксировали и сохранили абсурдные показания в своем блокноте, она направила заявку на проверку оборудования в отдел инженерно-технического обслуживания. Они уведомят ее, когда завершат запрошенный чек. Затем она направилась в следующую палату, занятую пациентами, в ее списке. Если жизненно важные органы этого человека, в настоящее время стабильные и стабильные, покажут какие-либо признаки ухудшения, машины в камере немедленно предупредят соответствующий персонал.

В затемненной лечебной палате позади нее цифры и показания на главном мониторе становились все более неправдоподобными. Измерение активности сновидения увеличилось сверх всех установленных пределов. Но тогда субъект точно не мечтал. Понятно, что приборы были сбиты с толку, потому что не существовало инструментов, способных измерить то, что происходило в уме высокого молодого человека на каталке. Это не был быстрый сон, быстрый сон или что-то еще, что мог бы распознать специалист по сну.

Под его рубашкой уникальное, теплокровное, змееподобное существо извивалось и дергалось от интенсивности общего сопереживающего контакта.

У Флинкса была компания в квази-сне. Его восприятие и раньше направлялось вовне, всегда загадочными, всегда игривыми улру-уджуррианцами. На этот раз их не было видно, и он не мог узнать, кто его сопровождал. Это был единый разум, но безбрежный, за пределами всего, что он мог идентифицировать. В некотором смысле это было очень по-детски. В этом отношении он мало чем отличался от разума ульру-уджуррианца. Но это было неизмеримо более зрело, чем блестящие, но юные обитатели того странного мира. Это свидетельствовало о древнем происхождении, столь же сложном, сколь и преднамеренном.

Когда это подталкивало его наружу, он чувствовал присутствие других умов, наблюдающих, наблюдающих, неспособных непосредственно участвовать, но стремящихся учиться на его опыте. Они совершенно отличались от того разума, который продвигал его через пространство-время, но во многих отношениях больше соответствовали его ситуации. Затем был еще один тип ума; холодный, расчетливый, наблюдательный, совершенно равнодушный к нему, но не к его состоянию. Во сне он не уклонялся от нее, но и обнять ее не мог, и она его.